— Уверена, что Синтия оценит вашу заботу, — заметила Молли.
По неизвестной Гибсонам причине между визитами Осборна увеличились интервалы, а вот Роджер приезжал почти каждый день, и всякий раз с новым подношением в надежде улучшить состояние Синтии. Та встречала гостя так приветливо, что миссис Гибсон встревожилась, как бы, несмотря на «неотесанность» (как она предпочла мысленно выразиться), ему не удалось получить предпочтение перед Осборном, который по непонятной причине пренебрегал собственными интересами. В своей манере исподтишка она умудрялась постоянно задевать и унижать Роджера, однако стрелы отскакивали от сильной щедрой натуры, которая не имела представления о мотивах этих мелких уколов, и попадали в нежную душу Молли. В детстве ее часто называли дерзкой и вспыльчивой девочкой, и сейчас она начала понимать, что это вполне справедливо. То, что ничуть не обижало Роджера и не раздражало Синтию, заставляло ее кровь кипеть и бурлить. Однажды обнаружив стремление миссис Гибсон сделать визиты Роджера реже и короче, она постоянно следила за конкретными проявлениями недружественного намерения, понимала истинный смысл замечаний мачехи: «Мы с мистером Гибсоном были бы счастливы просить вас остаться на обед, однако не смеем проявлять эгоизм, зная, что ваш отец так слаб, к тому же дома один».
Стоило Роджеру появиться с букетом ранних роз, Синтии тут же предписывалось отправиться в свою комнату отдохнуть, а Молли — срочно сопровождать миссис Гибсон по внезапно возникшему делу. И все же, стараясь доставить радость Синтии, Роджер, который с детства не сомневался в дружеском расположении мистера Гибсона, отказывался понимать, что его не хотят видеть. Не получив доступа к больной, он интересовался ее здоровьем, оставлял какой-нибудь подарок и не считал зазорным зайти четыре, а то и пять раз в надежде однажды ее увидеть. Наконец настал день, когда миссис Гибсон переступила границу привычного пренебрежения и в несвойственном ей приступе суровости, поскольку обычно отличалась спокойным нравом, перешла к откровенной грубости.
Синтия тем временем поправлялась: хоть она и отказывалась это признать, микстуры облегчили состояние ее ума. Румянец и даже беззаботность вернулись, а причин для беспокойства не осталось. Миссис Гибсон сидела в гостиной за вышивкой, а девушки уединились на подоконнике, и Синтия весело смеялась над попытками Молли имитировать французский акцент, с которым она только что прочла отрывок из Вольтера. Обязанность (или фарс) «познавательного чтения» по-прежнему исполнялась каждое утро, хотя невольный автор идеи лорд Холлингфорд уехал в Лондон, не предприняв ни единой попытки вновь встретиться с Молли, как надеялась на балу миссис Гибсон. Несбыточная мечта утонула в весеннем тумане. Но сейчас стояло ранее июньское утро — восхитительное, свежее, напоенное ароматом цветущих растений. Половину времени, якобы посвященного французским текстам, девушки как можно дальше перегибались через подоконник и вытягивали руки, чтобы нарвать цветов плетистой розы. Наконец им это удалось: бутоны лежали на коленях Синтии, но многие лепестки пострадали, так что, хоть аромат и сохранился, прелесть цветов померкла. Раз-другой миссис Гибсон сделала им замечание: болтовня и веселье мешали ей считать стежки, — а ей осталось до выхода из дому закончить определенный узор.
— Мистер Роджер Хемли, — объявил дворецкий.
— Надоел! — воскликнула миссис Гибсон едва ли не в присутствии гостя и, раздраженно отшвырнув пяльцы, подала ему холодную неприветливую руку, все еще не в силах отвести взгляд от оставленной вышивки.
Джентльмен ничего не заметил и сразу прошел к окну, воскликнув искренне:
— Какая прелесть! У вас тоже расцвели розы, так что наши больше не нужны.
— Вполне с вами согласна, — заметила миссис Гибсон, прежде чем Синтия или Молли успели произнести хотя бы слово. — Вы долго приносили нам цветы, но теперь, когда появились свои, можете больше не беспокоиться.
Роджер взглянул на хозяйку дома с омрачившим лицо недоумением — не столько от самих слов, сколько от тона, — но миссис Гибсон, обладавшая достаточной смелостью для нанесения первого удара, решила продолжить нападение, пока существовала возможность. Наверное, Молли расстроилась бы больше, если бы не увидела, как покраснела Синтия. Она ждала ее реплики, зная, что при необходимости защиту вполне можно доверить находчивому уму.
Роджер протянул руку к лежавшему на коленях Синтии растрепанному букету.
— Во всяком случае, мое беспокойство — если миссис Гибсон считает его таковым — будет с избытком оплачено, если мне позволят взять вот это.
— Меняю старые лампы на новые, — с улыбкой проговорила Синтия, отдавая цветы. — Если бы всегда можно было столь же дешево покупать такие прекрасные букеты, какие вы нам приносите!
— Забываешь о времени, которое также входит в оплату, — вмешалась матушка. — Право, мистер Хемли, если будете приходить так часто и так рано, придется закрыть перед вами дверь! Часы между завтраком и ленчем я обычно посвящаю своим делам, а девочек стараюсь приучить к познавательному чтению и учебе, столь желательным в их возрасте, однако ваши многочисленные ранние визиты мешают регулярным занятиям.
Обидные слова были произнесены тем сладким, фальшивым тоном, который в последнее время раздражал Молли, как скрип карандаша по грифельной доске. Лицо Роджера изменилось: обычный румянец на миг поблек, появилось мрачное, недовольное выражение, — однако уже в следующее мгновение вернулась обычная искренность. Он согласился с хозяйкой дома, что визит действительно ранний, а привычный распорядок дня и в самом деле нарушен, поэтому ответил:
— Понимаю, что поступил опрометчиво: больше такого не повторится, — но сегодня на то есть особая причина. Брат говорил, что вы желали прогуляться в Херствуд во время цветения шиповника, а в этом году оно началось раньше, чем обычно: я не поленился проверить. К тому же вы предполагали отправиться еще до ленча и провести в лесу значительную часть дня…
— Прогулка планировалась в обществе мистера Осборна, а куда-либо отправиться без него мы не готовы! — холодно оборвала его миссис Гибсон.
— Сегодня от брата пришло письмо: он не сможет вернуться домой до того, как шиповник отцветет. Честно говоря, особой красоты кустариник не представляет, но день исключительно хорош. Вот я и подумал, что прогулка в Херствуд — прекрасный повод выбраться на воздух.
— Благодарю. Как вы добры! Даже жертвуете естественным стремлением проводить как можно больше времени с отцом.
— Рад сообщить, что отец чувствует себя значительно лучше и почти все время проводит в полях. Он привык находиться там один, поэтому я… мы считаем, что возврат к старым привычкам — хороший признак.