Вечером того самого дня, когда мистер Гибсон навестил сквайра, его домашние сидели в гостиной одни, поскольку доктору предстояло посетить многих пациентов и вернулся он поздно. Обед отложили до его возвращения, так что какое-то время ни о чем другом, кроме еды, не говорили. Пожалуй, мистер Гибсон остался в той же мере доволен прошедшим днем, как и все остальные, поскольку необходимость разговора со сквайром тяготила его с первой минуты, когда он узнал об отношениях между Роджером и Синтией. Очень не хотелось сообщать об этом вскоре после своего опрометчивого заявления, что ничего подозрительного в доме не происходит: признание собственных ошибок болезненно для каждого мужчины. Если бы сквайр не обладал такой простой, бесхитростной натурой, то сделал бы серьезные выводы из явного сокрытия фактов и усомнился в полной честности мистера Гибсона в конкретном вопросе, однако в данном случае подобных несправедливых подозрений опасаться не стоило. И все же мистер Гибсон отлично знал горячность нрава своего собеседника и ожидал куда более резких высказываний, чем те, которые довелось услышать. А приглашение всех его дам — Молли, как с удовольствием полагал доктор, предстояло выступить в качестве примирительницы и создательницы дружеской обстановки — в Хемли-холл познакомиться со сквайром он считал особенно крупным дипломатическим успехом. В целом мистер Гибсон держался намного жизнерадостнее, чем в последние дни. Заглянув на несколько минут в гостиную, прежде чем отправиться с вечерним объездом больных, и тихо насвистывая незамысловатый мотив, он посмотрел на Синтию и подумал, что недооценил ее, описывая сквайру. Сейчас невнятный, едва слышный свист служил для него тем же, чем для кошки служит мурлыканье. Беспокоясь о чем-то, раздражаясь в ответ на человеческую глупость, страдая от голода, он не смог бы насвистывать. Молли инстинктивно почувствовала настроение отца, и от его тихого немузыкального свиста у нее поднялось настроение, чего не скажешь о миссис Гибсон. Сегодня свист особенно действовал ей на нервы, но после бурного разговора с мужем в день отъезда Роджера не решалась выражать претензии и даже жаловаться.
Наконец мистер Гибсон перестал свистеть и заговорил:
— Итак, Синтия, сегодня я был у сквайра Хемли и обо всем рассказал.
Девушка подняла на него вопросительный взгляд, Молли перестала вязать и прислушалась. Все молчали.
— В четверг мы все отправляемся к нему на ленч: он пригласил, и я дал согласие.
Его слова были встречены все тем же молчанием — возможно, естественным, но унылым и удручающим.
— Надеюсь, ты не против, Синтия? — спросил мистер Гибсон. — Возможно, встреча окажется несколько напряженной, но, надеюсь, положит начало новому взаимопониманию между семьями.
— Спасибо, — с усилием выдавила Синтия. — Но не слишком ли вы торопитесь? Я не хочу, чтобы кто-то что-то узнал до возвращения Роджера.
— Не вижу никаких препятствий, — возразил мистер Гибсон. — Мы с женой едем на ленч к своему старому знакомому и берем с собой дочерей.
— Не уверена, что поеду, — вставила миссис Гибсон, не вполне понимая, зачем, так как с самого начала решила ехать.
Однако слова нечаянно вырвались, и теперь предстояло объясняться, причем следовало непременно найти вескую причину для отказа.
— Почему? — незамедлительно спросил мистер Гибсон, быстро повернувшись.
— О, потому… что считаю, что правильнее было бы ему нанести нам визит. Я слишком переживаю, когда моей дочерью пренебрегают из-за отсутствия богатого приданого.
— Глупости! — воскликнул мистер Гибсон. — Уверяю, что ни о каком пренебрежении нет и речи. Сквайр не намерен никому сообщать о произошедшем, даже Осборну. Разве не таково твое желание, Синтия? Не намерен он также заводить разговор на эту тему и с вами, когда приедете. Но, естественно, у него есть желание познакомиться с будущей невесткой. А от визита сюда он воздерживается…
— В тот единственный раз, когда приезжал, сквайр был не слишком любезен, — перебила мужа миссис Гибсон. — Такой уж у меня характер, что не могу мириться с пренебрежением по отношению к тем, кого люблю, даже если судьба им не улыбнулась.
— Отлично! Значит, ты не едешь! — заявил мистер Гибсон, не желая вступать в дискуссию, тем более что нервы уже начали сдавать.
— Ты готова ехать, Синтия? — обратилась миссис Гибсон к дочери, уязвленная столь быстрым решением супруга.
Девушка сразу уловила суть вопроса и ответила с холодным спокойствием:
— Не особенно, мама: лучше бы отклонить…
— Приглашение уже принято, — холодно перебил падчерицу мистер Гибсон, поклявшись себе, что больше никогда в жизни не вмешается в те дела, где фигурируют женщины.