— Хм! Вижу, сын не упоминает об одном очень важном событии, которое произошло сразу после того, как он вас покинул, — заговорил мистер Гибсон, цепляясь за первые пришедшие на ум слова. — Боюсь, что, с одной стороны, выдаю секреты, но в то же время хочу сдержать слово, которое дал во время нашей последней встречи. Выяснилось, что между Роджером и моей падчерицей Синтией произошло нечто такое, что вы предчувствовали… понимаете, о чем я? В ожидании лондонского дилижанса Роджер зашел к нам домой, чтобы попрощаться, застал ее одну и воспользовался возможностью побеседовать без посторонних глаз и ушей. Помолвкой они свой договор не называют, но, несомненно, это именно помолвка и есть.
— Дайте письмо, — сдавленным голосом потребовал сквайр и перечитал его снова, как будто мог пропустить что-то важное, а закончив, был вынужден признать: — Нет, ни слова об этом. Сыновья умеют играть с отцами в доверие, однако важные обстоятельства хранят при себе.
Гибсону показалось, что сквайра рассердило не столько то, что произошло, сколько то, что узнал об этом не от самого Роджера, но мудрый доктор позволил собеседнику справиться с чувствами.
— Он хоть и не старший сын, — продолжил сквайр, — но не такой союз я для него планировал. Как случилось, сэр, — внезапно набросился он на гостя, — что во время последней нашей беседы вы заявили, что между моими сыновьями и вашими девочками ничего нет? Наверняка все уже было!
— Боюсь, что так, но я ни о чем не подозревал, словно невинный младенец. Сам узнал только вечером того дня, когда Роджер уехал.
— Но прошла уже неделя, сэр. Почему же вы хранили молчание?
— Полагал, что Роджер сам обо всем расскажет.
— Сразу видно, что у вас нет сыновей: отцам, как правило, они не говорят и половины. Вот Осборн. Мы вместе живем, то есть садимся за один стол и ночуем под одной крышей… И все же… Впрочем, мир таков, каким его создал Бог. Говорите, это еще не помолвка? Но в таком случае что мы обсуждаем? Надеюсь, что парня постигнет разочарование, когда осознает собственную глупость? Это ведь глупость, не так ли? Спрашиваю вас, Гибсон, потому что вы должны знать эту девушку. Полагаю, денег у нее не много?
— Примерно тридцать фунтов годовых, пока жива матушка.
— Ух! Хорошо, что в ловушку угодил не Осборн. Что же, придется подождать. А из какой она семьи? Если судить по бедности, торговцев там никогда не было.
— Насколько мне известно, ее отец был внуком некоего сэра Джеральда Киркпатрика. Жена утверждает, что тот был баронетом, но точно мне ничего не известно.
— О, это уже что-то! Уважаю благородную кровь.
Мистер Гибсон не смог удержаться от уточнения:
— Боюсь, что кровь Синтии благородна не более чем на восьмую часть. О родственниках ее знаю лишь то, что отец был священником.
— Это все же лучше, чем торговец. Сколько ей лет?
— Почти девятнадцать.
— Хорошенькая?
— Да, многие считают ее красавицей, но это дело вкуса. Почему бы вам не удостовериться самому? Приезжайте к нам на ленч в любой день. Меня может и не оказаться, однако ее матушка будет дома. Познакомитесь с будущей женой сына.
Предложение оказалось несвоевременным и поступило слишком рано: спокойствие, с которым сквайр задавал вопросы, ввело доктора в заблуждение. Мистер Хемли тут же спрятался в свою скорлупу и заговорил презрительно.
— Тоже мне, будущая жена! Ко времени возвращения парень наверняка поумнеет. Два года среди зверей и диких африканцев научат трезво думать о жизни.