Молли тут же залилась краской, но все же заставила себя поднять голову и посмотреть на молодого человека чудесными мягкими серыми глазами.
— О, теперь я уже почти здорова. Обидно болеть, когда все вокруг цветет и благоухает.
— Мы все перед вами в долгу. Отец не перестает восхищаться и благодарить…
— Пожалуйста, не надо, — перебила его Молли, не в силах сдержать слезы.
Роджер понял, что лучше оставить ее в покое, и обратился к миссис Гибсон:
— А моя маленькая невестка не устает восхищаться месье доктором, как она называет вашего мужа!
— Пока еще не имела удовольствия познакомиться с миссис Осборн Хемли, — ответила миссис Гибсон, сладко улыбнувшись. — Прошу передать мои извинения. Дело в том, что Молли требовала постоянной заботы. Она мне как дочь, поэтому неустанно находилась при ней и не ездила никуда, кроме Тауэрс-парка. Пожалуй, там для меня второй дом. Но, насколько мне известно, миссис Осборн Хемли собирается скоро вернуться во Францию?
Небольшая ловушка, ловко поставленная в надежде на новости из жизни семейства Хемли, оказалась успешной, и Роджер ответил:
— Уверен, что, немного окрепнув, моя невестка будет рада встретиться с друзьями семьи. Надеюсь, однако, что во Францию она больше не вернется. Родители ее умерли, так что, полагаю, мы сумеем убедить остаться в Хемли-холле, но сейчас говорить об этом еще рано.
Завершив «светский визит», Роджер встал и распрощался, но возле двери оглянулся с таким видом, словно хотел сказать что-то еще, но не решился, а встретив пристальный взгляд Молли, смутился и поспешил уйти. Спускаясь по лестнице, молодой человек подумал: «Осборн не ошибся! Она действительно выросла в изящную благородную красавицу».
Мистер Гибсон упомянул о желании Роджера побеседовать с Синтией прежде всего для того, чтобы жена передала его слова дочери. Сам он необходимости в разговоре не видел, но считал, что мисс Киркпатрик должна узнать всю правду о себе, но миссис Гибсон, для вида согласившись с мужем, даже не упомянула о его словах, а написала дочери:
«Твой воздыхатель, Роджер Хемли, поспешно вернулся домой вследствие смерти бедного дорогого мистера Осборна. Должно быть, присутствие в доме вдовы брата с маленьким сыном немало его удивило. На днях он нанес нам визит: держался весьма любезно, хотя в путешествии манеры его не стали более изящными. И все же я предрекаю ему успех в роли светского льва. Возможно, раздражающая меня неуклюжесть украсит отважного путешественника, посетившего больше далеких мест и съевшего больше экзотической пищи, чем любой другой современный англичанин. Полагаю, он оставил надежду на наследство и в скором времени намерен вернуться в Африку. Твое имя ни разу не упоминалось, однако думаю, что он расспрашивал о тебе мистера Гибсона».
«Вот так-то лучше! — заключила миссис Гибсон, складывая письмо и подписывая адрес. — Это не потревожит ее и не вызовет беспокойства. К тому же это чистая правда, ну или почти чистая… Конечно, когда Синтия вернется, он захочет с ней встретиться, но надеюсь, что к тому времени мистер Хендерсон уже сделает новое предложение и все устроится наилучшим образом».
Синтия вернулась в Холлингфорд ранним утром во вторник и в ответ на расспросы матери сухо ответила, что нового предложения мистер Хендерсон не сделал. С какой стати? Однажды она уже ему отказала, не назвав причины… ну или одну из причин. Трудно сказать, приняла бы она предложение, если бы на свете не существовало Роджера Хемли. Дядя и тетя Киркпатрик, а также кузины и кузены, не знали о предложении Роджера. Она всегда хотела сохранить помолвку в тайне и ни словом о ней не обмолвилась, как бы ни расспрашивали сочувствующие собеседники.
С самого начала знакомства миссис Гибсон возжелала брака дочери с мистером Хендерсоном, а потом узнала, что и его посетило подобное намерение. Однако сначала препятствием выступило чувство Роджера с его последствиями, а потом сама Синтия, несмотря на все родственные возможности, не сумела добиться повторного предложения. Такое поведение могло вывести из себя кого угодно! Весь день миссис Гибсон обращалась с Синтией как с неблагодарной, неверной дочерью, не вникая в глубины сознания. Молли глубоко переживала за подругу, пока та не пояснила:
— Не обращай внимания, дорогая. Мама злится, потому что мистер… потому что я не вернулась обрученной молодой леди.
— Да, именно так, хотя могла бы! Я не настолько несправедлива, чтобы принуждать к невозможному! — угрюмо проворчала миссис Гибсон. — А ты просто неблагодарная.
— Я очень устала с дороги и оттого видно, поглупела: не понимаю, в чем неблагодарность, мама? — проговорила Синтия утомленно, склонив голову на диванные подушки, как будто ей было все равно, что ей скажут в ответ.
— Разве не видишь, что мы делаем для тебя все возможное: хорошо одеваем, посылаем в Лондон. А когда появляется шанс освободить нас от расходов, ты его не используешь.
— Нет, Синтия, все не так! — горячо возразила Молли, раскрасневшись, и отвела руку подруги, пытавшейся ее удержать. — Уверена, что папа так не считает и не жалеет денег на нас обеих. А еще я знаю, что он не хочет, чтобы мы выходили замуж, пока…