Если леди Камнор и не принялась немедленно нюхать табак, то повела себя в аналогичной манере: завела с Клэр негромкий, но авторитетный разговор о деталях свадьбы, который продолжался вплоть до той минуты, когда она собралась закончить визит. Произошло это в самый ответственный момент, когда леди Харриет восторженно описывала достоинства курорта Спа — одной из предполагаемых остановок во время свадебного путешествия молодоженов.
Тем не менее леди Камнор приготовила невесте ценный подарок: Библию и молитвенник в бархатных переплетах с серебряными застежками, а также набор хозяйственных учетных книг: в начале каждой графиня собственной рукой обозначила правильное количество хлеба, масла, яиц, мяса и бакалейных продуктов в расчете на одного члена семьи. Все это сопровождалось лондонскими ценами, так что даже самая неопытная хозяйка могла понять, превышают ли расходы реальные средства, — так графиня и пояснила в прилагаемом к благочестивому подарку письме.
— Если собираешься в Холлингфорд, Харриет, передай эти книги мисс Киркпатрик, — обратилась леди Камнор к дочери, запечатав письмо со всей строгостью и аккуратностью безупречной хозяйки. — Кажется, завтра все они едут на свадьбу в Лондон, несмотря на то что я напомнила Клэр об обязанности венчаться в одной из местных приходских церквей. Она ответила, что вполне со мной согласна, но муж так хочет посетить столицу, что долг супруги не допускает возражений. Я посоветовала повторить ему мои доводы против свадьбы в Лондоне, но боюсь, что она подчинилась. Во время жизни у нас покорность была главным недостатком Клэр: она всегда соглашалась и никогда не могла сказать «нет».
— Мама, — лукаво заметила леди Харриет, — разве ты относилась бы к ней так же хорошо, если бы она постоянно возражала и отвечала «нет», когда ты хотела услышать «да»?
— Несомненно, дорогая. Люблю, чтобы все имели собственное мнение. Вот только когда мое мнение основано на опыте и размышлениях, мало кому доступных, считаю, что они должны проявить уважение и принять к сведению то, что им говорят. Думаю, только упрямство мешает им это признать. Надеюсь, я не деспот? — спросила графиня с нескрываемой тревогой.
— Даже если так, дорогая мама, — ответила леди Харриет, нежно поцеловав графиню, — это мне ближе, чем демократия. Моим пони, например, можно управлять только с помощью диктата, чтобы заставить ехать в вязовую рощу.
Однако, приехав к Гибсонам, леди Харриет совсем забыла и про пони, и про рощу.
Молли сидела в гостиной бледная и дрожащая, с трудом сохраняя спокойствие. Когда леди Харриет вошла, в комнате больше никого не было. Повсюду валялись подарки, оберточная бумага, картонные коробки и наполовину распечатанные фарфоровые изделия.
— Ты похожа на Гая Мария на развалинах Карфагена, дорогая! В чем дело? Почему у тебя такое горестное лицо? Надеюсь, свадьба не расстроилась? Хотя, если речь идет о прекрасной Синтии, удивляться не приходится.
— Ах нет! Все в порядке! Но я простудилась, и папа считает, что мне лучше никуда не ехать, а остаться дома.
— Бедняжка! Ведь это твое первое путешествие в Лондон!
— Да. Но больше всего мне жаль, что не удастся побыть рядом с Синтией до отъезда. А еще папа… — Она умолкла: душили слезы, а плакать открыто было совестно, — наконец, откашлялась и продолжила: — Папа так мечтал об этих каникулах, собирался посетить несколько мест и встретиться со множеством друзей: даже список составил! И вот теперь говорит, что не готов оставить меня одну на целых три дня: два в дороге туда и один день — свадьба.
В этот момент в гостиную вошла миссис Гибсон, явно расстроенная, но присутствие высокой гостьи ее утешило.
— Дорогая леди Харриет, до чего мило с вашей стороны! Вижу, что бедное дитя поделилось своими горестями, — а ведь все шло просто замечательно! Уверена, что виновато открытое окно: Молли настаивала, что не дует, и вот пожалуйста! Знаю, что без нее не смогу наслаждаться поездкой и свадьбой своей единственной дочери, так как не имею права оставить больную на Марию. Скорее готова сама чем-нибудь пожертвовать, чем думать, что бедняжка одинока и неухоженна.
— Наверняка Молли страдает ничуть не меньше всех остальных, — заметила леди Харриет.
— Нет, не думаю, иначе позавчера не сидела бы спиной к открытому окну, хотя я предупреждала, что этого делать не стоит, — возразила миссис Гибсон со счастливым пренебрежением хронологией событий. — Но теперь уже поздно переживать и сожалеть. Мой долг — устроить все наилучшим образом и жизнерадостно смотреть в будущее. Хотелось бы убедить Молли поступать так же. Понимаете, леди Харриет, для девушки ее возраста отмена первой поездки в Лондон — огромное разочарование.
— Дело не в этом, — начала Молли, однако леди Харриет жестом попросила ее помолчать и заговорила сама:
— Право, Клэр! Думаю, если поможете мне, то удастся все устроить. Мистер Гибсон сможет оставаться в Лондоне сколько сочтет нужным, а Молли получит необходимый уход и перемену обстановки, в чем, по-моему, нуждается больше всего. Не могу отправить ее на свадьбу и показать Лондон, однако готова пригласить и перевезти в Тауэрс-парк, а потом ежедневно отправлять вам сообщения, чтобы мистер Гибсон не тревожился. Что скажете?
— О, я не могу принять это приглашение, — пробормотала Молли. — Буду всем только мешать.
— Никто тебя не спрашивает, малышка. Если мы, мудрые взрослые дамы, решим, что надо ехать, придется молча подчиниться.