— Собираетесь переделывать ее комнату? — изумилась Молли.
— Да. И твою тоже, дорогая, так что не ревнуй.
— О, пожалуйста, только не мою! — возмутилась Молли, которой надоели бесконечные изменения.
— Ну что ты! Твою комнату просто необходимо переделать. Маленькая французская кровать, новые обои, красивый ковер и модный туалетный столик с зеркалом изменят ее до неузнаваемости.
— Но я не хочу ничего менять! Мне и так все нравится. Умоляю, не надо ничего делать!
— Что за глупости, дитя! Никогда не слышала ничего более нелепого! Любая девушка была бы рада избавиться от мебели, пригодной только для чулана!
— Это была мамина комната, до того как она вышла замуж, — очень тихо проговорила Молли, непроизвольно выдвинув последний аргумент в надежде, что он не будет отвергнут.
Миссис Гибсон мгновение помолчала и ответила:
— Подобные чувства, несомненно, делают тебе честь. Но не кажется ли тебе, что они заходят слишком далеко? Значит, мы не должны покупать новую мебель и хранить это проеденное червями старье? К тому же, дорогая, после великолепной веселой Франции Холлингфорд покажется Синтии очень скучным, поэтому хочу сделать привлекательным хотя бы первое впечатление. Намерена устроить ее где-нибудь неподалеку и хочу, чтобы она приезжала домой в хорошем настроении. Между нами, дорогая: Синтия немного, самую капельку своенравна. Только не говори об этом папе.
— Но разве нельзя изменить только комнату Синтии, а мою оставить как есть? Пожалуйста, не трогайте!
— Ни за что! Не могу с этим согласиться. Только подумай, что обо мне скажут, если позабочусь о своей дочери и оставлю без внимания дочь мужа! Этого я не вынесу!
— Никто не узнает.
— В таком местечке, как Холлингфорд? Право, Молли, ты или очень глупа, или очень упряма, или тебе совершенно все равно, что обо мне станут говорить. Нет, я поступлю так, как считаю нужным! Пусть все узнают, что я не обычная мачеха и трачу деньги поровну на обеих дочерей. Так что продолжать разговор бесполезно.
Итак, маленькая белая кроватка, старомодный комод и прочие реликвии девических дней матушки были обречены на переселение в чулан. А через некоторое время, когда Синтия приехала домой с огромными французскими чемоданами, вся старинная мебель, заполнявшая пространство, необходимое для транспортировки новых сундуков, исчезла там же.
Все это время Тауэрс-парк пустовал. Леди Камнор проводила начало зимы в Бате, а семейство составляло ей компанию. В унылые дождливые дни миссис Гибсон неизменно вспоминала Камноров, как стала их называть, после того как обрела независимое положение. Таким образом она подчеркивала разницу между своей близостью к семье и той почтительной манерой, с которой горожане привыкли говорить о «графе и графине». Время от времени и сама леди Камнор, и леди Харриет писали своей «дорогой Клэр». Первая обычно давала поручения в поместье или в городе, которые никто не мог исполнить так же хорошо, как Клэр, ибо та знала вкусы и привычки графини. Поручения неизменно влекли за собой счета за экипажи из гостиницы «У Джорджа». Когда мистер Гибсон указал жене на это обстоятельство, в ответ она заметила, что после успешного исполнения просьбы непременно последует подарок в виде дичи. Почему-то объяснение не удовлетворило мистера Гибсона, однако больше он ничего не говорил. Послания леди Харриет были короткими и забавными. Она сохранила к давней гувернантке чувство, заставлявшее время от времени ей писать и радоваться, исполнив почти добровольно возложенную на себя обязанность. Поэтому, воздерживаясь от душевных излияний, леди Харриет сообщала семейные новости и сплетни того места, где находилась, считая, что благодаря этому и умеренным, но искренним выражениям симпатии Клэр не почувствует себя забытой давними воспитанницами. Как часто и подробно миссис Гибсон цитировала эти письма в беседах с дамами Холлингфорда! Эффект она испытала еще в Эшкомбе, а здесь он оказался ничуть не меньше. Однако ее озадачивали дружеские приписки для Молли и вопросы о том, понравился ли сестрам Браунинг посланный ею чай. В конце концов, Молли пришлось рассказать о проведенном в особняке Эшкомба дне и последующем визите леди Харриет в дом сестер Браунинг.
— Что за вздор! — раздраженно воскликнула миссис Гибсон. — Леди Харриет отправилась навестить тебя ради развлечения, а над сестрами наверняка лишь посмеялась. Те же теперь будут повсюду говорить о ней как о близкой подруге.
— Не думаю, что так: она действительно держалась вполне по-дружески.
— Полагаешь, что знаешь леди Харриет лучше меня? Я за пятнадцать лет изучила ее вдоль и поперек. Она относится к тем, кто ниже ее по положению в обществе, с пренебрежением, а сестер Браунинг высмеивает и называет не иначе как «Пекси и Флепси».
— Она обещала, что больше не станет, — промямлила загнанная в тупик Молли.
— Обещала? Леди Харриет? Тебе?