Мистер Хемли встал и торопливо вышел из комнаты, по пути опрокинув стул, но даже как будто этого не заметив. Осборн, который уже некоторое время сидел, заслонив глаза ладонью, вздрогнул, вскочил и поспешил вслед за отцом, но успел к кабинету лишь в тот момент, когда в замке повернулся ключ.
В столовую молодой человек вернулся разочарованным и огорченным, с тяжелым сердцем, поскольку всегда внимательно относился к способному вызвать пересуды нарушению привычных ритуалов, поднял стул и поставил на место, к столу, а потом таким образом переставил блюда, чтобы создать впечатление, что к ним прикасались, и только после этого вызвал дворецкого Робинсона.
Когда тот явился в сопровождении Томаса, молодой господин счел нужным сообщить, что отец устал и ушел в кабинет, а сам он десерта не хочет, но выпьет чашку кофе в гостиной.
Старый дворецкий отослал Томаса и доверительно обратился к Осборну:
— Еще перед обедом я заметил, что хозяин не в себе, сэр: устроил разнос Томасу по поводу погасшего камина: мол, невозможно согреться. Уж не заболел ли? Тогда понятно…
— Это непохоже на отца, ведь можно было просто поговорить с Томасом, — заметил Осборн. — Конечно, скорее всего его гнев объясняется плохим самочувствием?
— Нет, мистер Осборн, дело не в этом. Я и сам могу вспылить, хотя и, слава богу, отменно здоров, как мало кто в мои годы. К тому же время от времени Томасу полезно устроить трепку. Только исходить она должна из верного источника: от меня, сэр. Я лучше любого другого дворецкого знаю свое место, свои права и обязанности. Ругать Томаса — мое дело, а вовсе не господина. Господин должен мне сказать: «Робинсон! Поговорите с Томасом насчет камина». И я тут же приму меры. Но, как я уже сказал, оправдываю поведение хозяина умственным расстройством и физическим недомоганием, поэтому решил не заявлять об увольнении, как должен был бы поступить при более удачном стечении обстоятельств.
— Право, Робинсон, все это полная чепуха, — возразил Осборн, утомившись от долгих объяснений, которых почти не слушал. — Какая разница, кто сделал замечание Томасу: вы или отец? Принесите мне кофе в гостиную и больше не забивайте себе голову всякими пустяками.
Робинсон удалился, оскорбленный: его справедливые претензии остались без ответа. Как следует отчитав Томаса, он пробормотал себе под нос:
— После смерти доброй миссис Хемли все пошло не так: неудивительно, что хозяин переживает. Я тоже переживаю. Леди всегда относилась к дворецкому с уважением, выслушивала и не называла его тонкие чувства ерундой, как и мистер Роджер. Вот он бы непременно подбодрил сквайра, не допустил подобных срывов. Хорошо бы он приехал.
А в это время бедный сквайр, запершись наедине со своим горем и гневом в грязном неуютном кабинете, где с каждым днем проводил все больше и больше времени, до тех пор перебирал в уме накопившиеся злоключения, пока не запутался окончательно, и, чтобы отвлечься, достал бухгалтерские книги и принялся подсчитывать доход от аренды земли, однако всякий раз сумма получалась другой. Дошло до того, что, усталый, разочарованный и злой, он готов был закричать, как школьник над вредной задачкой, и, наконец с досадой захлопнул книги.
Стареет, похоже: голова уже соображает не так ясно, как прежде, горе помутило разум. А раньше мадам очень высоко ценила его умственные способности, да благословит ее Господь. Одна надежда теперь — сыновья. Ах Осборн, Осборн. Столько денег потрачено на его обучение, и что? Разоделся как хлыщ, и в ус не дует, словно отец должен платить его долги. Что, если и Роджер явится домой с целой кучей кредиторов? Нет, только не он. Пусть младший сын соображает медленнее брата, зато надежный. Наверняка занялся бы поместьем и уж, конечно, привел бы в порядок всю эту невозможную бухгалтерию. Скорее бы уж он приехал!
Глава 23
Осборн Хемли в раздумьях
Осборн в одиночестве стоял у камина в гостиной, тоже обиженный и глубоко несчастный. Он не знал точно, каково финансовое положение отца: сквайр никогда не разговаривал с сыном спокойно. Многие из его противоречивых утверждений, правда, имевших под собой основание, Осборн считал все же преувеличенными, а постоянные напоминания о пяти фунтах молодому человеку казались невероятно обидными. Основным источником щедрого, если не сказать — роскошного, стола в Хемли-холле служило собственное хозяйство, поэтому в доме бедность не ощущалась. Пока Осборн мог удовлетворить все свои потребности, ни о чем ином задумываться не было нужды, но ведь у него есть жена. Чтобы навещать ее, требовалось часто уезжать, а кроме того, бедняжку следовало поддерживать материально! Но где взять деньги на эти путешествия и ее скромные нужды? Вот какую задачу пытался решить Осборн.
В колледже годовое содержание наследника поместья составляло двести пятьдесят фунтов, в то время как Роджеру приходилось довольствоваться двумя сотнями. Регулярные выплаты этих сумм доставляли сквайру немало хлопот, однако он считал неудобства временными — возможно, напрасно. Осборну предстояло свернуть горы: получить высшие почести и стипендию, жениться на родовитой наследнице, поселиться в многочисленных пустующих комнатах Хемли-холла и помогать отцу в управлении поместьем, которое со временем должно принадлежать ему. Роджеру следовало стать священником: спокойному, сдержанному молодому человеку прекрасно подходило это поприще, — но он отказался и предпочел более активный образ жизни. Со своей деловитостью и практичностью он мог стать кем угодно. То, что было неприемлемо для Осборна с его привередливостью и псевдогениальностью, вполне могло заинтересовать Роджера. Осборну повезло родиться старшим сыном, поэтому не придется пробивать себе дорогу в жизни; то же касается приобретения профессии.
И вот теперь Осборн жил дома, но мечтал оказаться в другом месте. Выплата содержания прекратилась: последние год-два он регулярно получал деньги исключительно благодаря усилиям матушки, — однако до сих пор о нынешнем материальном отторжении не прозвучало ни слова. Разговор о деньгах казался отцу и сыну слишком трудным. Время от времени сквайр подкидывал Осборну несколько фунтов, однако сопровождавшее подачку недовольное ворчание и полная неопределенность в отношении периодичности выплат делали процедуру совершенно непредсказуемой и болезненной.
«Что бы предпринять, чтобы обеспечить себе постоянный доход?» — размышлял Осборн, прихлебывая кофе из старинной фарфоровой чашки, которой пользовались несколько поколений обитателей Хемли-холла. Никто бы не поверил, что элегантный молодой человек в безупречным костюме, здесь, среди комфорта, близкого к роскоши, мучительно пытается решить столь меркантильную проблему, как добывание средств к существованию.
Осборн понимал, что так продолжаться не может. Даже если бы он поступил в «Темпл» или «Линкольнс инн», все равно в течение двух-трех лет ему требовалась бы финансовая поддержка: на армейское жалованье прожить невозможно, да и не для него это. Любая профессия подразумевает какой-то вид деятельности, совершенно неприемлемый для Осборна. Он даже думал податься в священники, если бы не нужно было еженедельно писать проповеди, даже когда нечего сказать. А еще всю жизнь придется общаться с теми, кто стоит ниже на социальной лестнице. И все же что-то надо делать: бедняжка Эме нуждается в деньгах. Разве можно сравнить здешние обильные обеды, которые подает Доусон, с ее несчастными двумя бараньими отбивными в день? Но что бы сказал отец, узнав, что он женился на француженке? В нынешнем настроении наверняка лишил бы наследства, если такое возможно, и стал бы говорить о ней нелицеприятные вещи. К тому же, она католичка. Если бы матушка была жива! Ей Осборн мог бы поведать свою историю, и она наверняка полюбила бы Эме! А сейчас придется хранить тайну. Но где же взять деньги? Где взять деньги?..
Осборн подумал о своих стихах. Что, если их издать? Станут ли они продаваться, принесут ли доход? Несмотря на печальный опыт Мильтона [29], ему казалось, что успех возможен. Он принес из своей комнаты рукописи и сел у огня, намереваясь составить критическое мнение и представить реакцию читающей публики. Со времени миссис Хеманс стиль его поэзии изменился. В своем творчестве Осборн отличался выраженной склонностью к подражанию, поэтому следовал примеру популярного автора сонетов. Он принялся листать стихи: поэтические строки почти в точности соответствовали биографическим подробностям жизни. Расположенные по порядку, произведения представляли собой следующую картину: «Эме, гуляющей с ребенком»; «Эме, поющей за рукоделием»; «Эме, отвернувшейся во время моего признания в любви»; «Признание Эме»; «Эме в отчаянии»; «Чужая страна, где живет моя Эме»; «Обручальное кольцо»; «Жена».