— Да. Она долго у нас жила, да еще в такое тяжелое время, что стала мне почти как сестра.
— Она очень всех вас любит и так много рассказывала, что вы мне стали тоже как родные.
Роджер помолчал и признался:
— А я не знал вас даже по рассказам, поэтому — не удивляйтесь — сначала немного боялся, но как только увидел, сразу понял, что зря, и почувствовал облегчение.
— Синтия! — окликнула миссис Гибсон, решив, что младший брат уже исчерпал свое право на разговор наедине. — Иди сюда и спой мистеру Осборну Хемли какую-нибудь французскую балладу.
— Ты имеешь в виду «Ты пожалеешь, Колин»?
— Да. Такое забавное, игривое предупреждение молодым людям, — ответила миссис Гибсон, улыбаясь Осборну. — Там такой припев:
Совет может пригодиться, если речь идет о французской жене, но не подходит англичанину, мечтающему жениться на соотечественнице.
Выбор песни оказался чрезвычайно неудачным, однако миссис Гибсон об этом не подозревала. Впрочем, Осборн и Роджер сразу осознали пикантность ситуации и оттого почувствовали себя вдвойне неловко, а Молли смутилась так, как будто сама тайно вышла замуж. И все же Синтия невозмутимо исполнила развязную песенку, а матушка выслушала выступление с одобрительной улыбкой, совершенно не подозревая скрытого смысла. Осборн импульсивно встал за спиной Синтии, якобы для того, чтобы при необходимости переворачивать ноты, однако руки спрятал в карманы, а взгляд сосредоточил на ее пальцах. Несмотря на шуточные слова, лицо его выглядело мрачным. Роджер также казался серьезным, хотя держался намного свободнее брата. В душе он почти посмеивался над неловкостью ситуации, а заметив взволнованный взгляд и румянец Молли, понял, что она переживает намного глубже, чем следует, подошел, сел рядом и прошептал:
— Запоздалое предупреждение, не так ли?
Молли подняла глаза и ответила тем же тоном:
— О, мне так жаль!
— Не переживайте. Он скоро успокоится. К тому же мужчина должен принимать последствия своих поступков.
Не зная, что ответить на строгое замечание, Молли молча опустила голову, но заметила, что Роджер не изменил положения и даже не убрал руку со спинки стула. Любопытство заставило посмотреть внимательнее: Роджер сосредоточил взгляд на паре возле фортепиано. Осборн что-то энергично говорил Синтии, а та слушала, подняв на него полные любопытства глаза и даже приоткрыв рот, словно ждала момента возразить.
— Они говорят о Франции, — пояснил Роджер в ответ на невысказанный вопрос. — Осборн хорошо знаком с этой страной, а мисс Киркпатрик, как вам известно, училась там в школе. Беседа обещает быть очень интересной. Может быть, стоит присоединиться и послушать?
В вопросе не было ничего особенного, и все же Молли подумала, что мог бы дождаться ее ответа, однако Роджер ждать не стал, а просто поднялся, подошел к фортепиано, облокотился на крышку и принял участие в веселом споре, с восхищением глядя на Синтию. Молли едва не заплакала: еще минуту назад он сидел совсем близко, говорил с ней дружески и доверительно, а теперь держался так, словно забыл о ее существовании. Она думала, что переживает дурные чувства, и преувеличивала свою вину, называя себя скверной, завистливой, эгоистичной и злой, но ничто не помогало: настроение никак не улучшалось.
Тем временем миссис Гибсон затеяла истязание падчерицы, которое, как с тоской подумала Молли, никогда не кончится. До этой минуты рукоделие требовало внимания и точного подсчета, поэтому хозяйка дома не находила возможности приступить к своим обязанностям, одна из которых заключалась в исполнении роли беспристрастной мачехи. Поскольку Синтия играла на фортепиано и пела, теперь предстояло предоставить такую же возможность Молли. Игра и пение Синтии звучали легко и грациозно, однако весьма далеко от совершенства. При этом сама исполнительница выглядела столь очаровательно, что только ярые фанатики музыки обвинили бы ее в грязных аккордах и фальшивых нотах. Молли, напротив, обладала прекрасным слухом, хотя не имела возможности серьезно учиться, и все же, как по природной склонности, так и по упорству характера, могла двадцать раз подряд повторять сложный пассаж. Играть для слушателей девушка стеснялась, а если все-таки приходилось, выступала неудачно и всегда ненавидела собственное исполнение.
— Ну а теперь поиграй ты, Молли, — предложила миссис Гибсон. — Пусть гости послушают чудесную пьесу Калькбреннера, дорогая.
Молли умоляюще посмотрела на мачеху, однако после этого просьба прозвучала скорее как команда.
— Поспеши к инструменту, дорогая. Ничего, если сыграешь с ошибками: знаю, ты очень нервничаешь, — но не забывай, что находишься среди друзей.