Уже на следующий день начались первые аресты мошенников, причем Ванька Каин самолично ездил с отрядом солдат и указывал на дома, где жили его «товарищи». Солдат возглавлял протоколист Сыскного приказа Петр Донской, который в тот день после рейда оставил отчет о произведенных задержаниях — доезд. Так, в доезде была отражена поимка одного из воров, Алексея Соловьева, и содержателя воровского притона Степана Болховитинова: «Он же, Каин, близ Москворецких ворот указал печуру, а сказал, что в той печуре живет мошенник Казанского полку беглой извозчик Алексей Иванов сын Соловьев. И в той печуре оного Соловьева взяли, у него ж, Соловьева, взяли из кармана доношение, в которой написано рукой ево, что он знает многих мошенников, и при том написан оным мошенником реэстр, да в той же печуре взяли хозяина, Басманой слободы купца Степана Иванова сына Болховитинова…» Интересно, что в реестре Соловьева было имя Ивана Каина, но свое доношение Соловьев не успел подать.
Первые дни Ванька ходил с солдатами по Москве в сопровождении служащих Сыскного приказа, но спустя всего несколько дней его стали отпускать без присмотра лиц ведомства. Каин во главе группы солдат устраивал облавы на известные ему воровские притоны, ловил мошенников на многолюдной Красной площади посреди торговых рядов. К марту 1742 года по наводке Ваньки Каина были пойманы 117 преступников: воров, мошенников, разбойников и беглых солдат. Такое активное сотрудничество с московскими сыщиками не осталось незамеченным: к концу месяца Каин уже числился доносителем Сыскного приказа.
Перейдя на сторону властей, Ванька Каин нарушил неписаные воровские законы, запрещавшие сотрудничать с официальной властью, а тем более доносить на своих подельников. В криминальном мире Ванька стал восприниматься предателем, что особенно подчеркивалось данным ему прозвищем — Каин. По ряду мнений, это прозвище он получил задолго до того, как стал сыщиком, но такое добавление к имени попало в точку и ярко подсветило истинное к нему отношение.
В 1744 году позиция Ваньки Каина серьезно усилилась. В сентябре его успехи были замечены Правительствующим сенатом, который своим распоряжением «за прилежное изыскание воров и разбойников» наградил Каина денежными средствами в размере 50 рублей. Должность доносителя в Сыскном приказе не предполагала жалованья, поэтому денежное вознаграждение было как нельзя кстати. Почувствовав к себе расположение сенаторов, уже через неделю Ванька обратился в сенат с просьбой подтвердить его возможность общаться с ворами в целях розыска «злодеев». Также Ванька просил предоставить ему неприкосновенность от оговоров и доносов преступников. И сенаторы согласились с его доводами и признали за ним право иметь дела с ворами в разыскных целях и подтвердили его неподверженность воровским наговорам и показаниям.
В ноябре того же 1744 года Каин снова обратился в сенат, на этот раз с жалобой, что при поиске воров и разбойников различные ведомства чинят ему немалые препятствия. Ванька просил пожаловать ему разрешение («инструкцию») на беспрепятственный розыск преступников и сообщить об этом в московские установления: «<…> и о том в Москве по командам, как полицейского ведения, так и в протчих смотрениях, о сыске и поимке мною, нижайшим, помянутых воров подтвердить наикрепчайше Ея Императорского Величества ис Правительствующаго Сената указами, дабы в том мне, нижайшему, ни от кого никакого препятствия чинено не было». 8 декабря 1744 года сенат принял указ, в котором предписал каждому, к кому обратится Каин за помощью в задержании воров, «в поимке тех злодеев чинить всякое вспоможение». Этот указ был отправлен в московские полицейские и военные ведомства для исполнения под страхом жестокого наказания «без всякого упущения». Так Ванька-Каин получил неограниченные права по сыску и поимке преступников и стал полностью неконтролируемым московскими властями.
Успехи Каина в поиске преступников были впечатляющи: к 1748 году число задержанных достигло 774 человек. Среди них числились воры и мошенники, разбойники и фальшивомонетчики («денежные воровские мастера»), «покупщики» и «держатели» краденых вещей, беглые солдаты, крестьяне и ссыльные люди, укрыватели преступников и изготовители поддельных паспортов. При этом наиболее продуктивный, с точки зрения задержания опасных воров, мошенников и разбойников период пришелся на первый год его сотрудничества с сыскным ведомством Москвы. Дальнейшая работа Ваньки Каина привела к значительному увеличению доли менее опасных лиц: среди тех же 774 задержанных человек доля криминальных элементов составила лишь половину, оставшаяся часть включала в себя беглецов, укрывателей и скупщиков краденого.
Такая избирательность Ваньки в борьбе с преступностью объясняется тем, что он в качестве главного московского сыщика начал завязывать новые отношения с криминальным миром. Поначалу Каин завел своих людей среди воров и мошенников, которые докладывали ему о других преступниках, месте их нахождения и их деяниях. Доносчики снабжали его сведениями, а Ванька сквозь пальцы смотрел на их преступную деятельность. По доносам своей агентурной сети Каин ловил воров, искал украденные вещи и задерживал беглецов. Так, при монастыре Василия Блаженного служил дьякон Алексей Яковлев, который помимо церковной работы занимался подделкой паспортов. С дьяконом у Каина был уговор, что в случае обращения к нему беглых людей за фальшивыми паспортами и увольнительными письмами тот непременно должен был сообщить об этом Каину.
Опутав Москву агентурной паутиной, Иван Каин начал злоупотреблять предоставленной ему властью. Каин стал заниматься запугиванием московских жителей, вымогательством, захватом людей в заложники и содержании их в своем большом доме в Зарядье для получения выкупа. Первые свидетельства о вовлеченности Каина в преступную деятельность появились в 1745 году. В тот год в Москве была раскрыта община последователей «христовщины» — раскольнического религиозного течения. Выявлением раскольников занималась в течение нескольких лет специальная следственная комиссия под началом Московской конторы тайных розыскных дел.
Воспользовавшись страхом определенной части населения быть схваченными, крестьяне Федор Парыгин и Тарас Федоров под видом сыщиков вымогали у московских жителей деньги. Они угрожали арестами и сдачей в тайную контору, если жертвы вымогательства откажутся от сотрудничества и не откупятся. Одна из жертв преступников, крестьянин Еремей Иванов, содержавший торговую лавку в Москве, донес на мошенников в тайную контору. В ходе проверки обнаружилась связь преступников с Иваном Каином. Со слов Еремея Иванова, после того как он отказался дать деньги, один из лжесыщиков Парыгин вернулся в его дом с командой солдат во главе с Иваном Каином. Солдаты избили Иванова, разгромили лавку, и Каин взял в заложники племянницу жертвы Афросинью. Заложницу проводили не в присутственное место, а в дом Каина, где она содержалась до получения выкупа.
По результатам следствия Каин избежал каторги: на судебное решение в значительной степени повлияли его положение и заслуги в сыске воров и разбойников. Судьи Московской конторы тайных розыскных дел ограничились применением наказания кнутом с предупреждением впредь более не совершать преступления: «бить плетьми нещадно, и по учинении того наказания объявить ему под страхом смертныя казни с подпискою: ежели впредь сверх должности своей явитца он, Каин, в каких либо хотя наималейших воровствах и взятках, то уже поступлено с ним будет по силу указов Ея Императорского Величества безо всякого упущения».
Однако этот случай не отвратил Ивана Каина от последующих злоупотреблений. В 1747 году Сыскной приказ рассматривал челобитную купца второй гильдии Емельяна Юхатова. Он жаловался на то, что его дом был ограблен командой под руководством Ивана Каина. Хозяина в тот момент не было дома. Ворвавшаяся через окно бригада Каина избила находившихся в купеческом доме работников и вынесла из дома ценные вещи и товары. Дело закончилось примирением сторон: Каин обязался компенсировать купцу Юхатову понесенные им в результате разорения дома убытки.
В Сыскном приказе стали все более с подозрением смотреть на своего доносителя. Теперь перед тем, как выделить Каину команду солдат, его надлежало расспросить, куда и для каких целей солдаты будут использоваться, чтобы оградить знатных людей от Каиновых облав, сопровождаемых многими страхами и бесчинствами. Офицерам солдатских команд предписывалось доставлять задержанных людей не в дом Каина, а напрямую в Сыскной приказ. Также в ходе рейдов и задержаний офицерам следовало строго следить за порядком и не допускать грабежей и разорения в домах захваченных людей. Недовольство вольностью Каина только увеличивалось.
Гром грянул в 1749 году, когда очередная челобитная дошла до главы полицейского ведомства страны генерал-полицмейстера А. Д. Татищева. Иван Каин обвинялся в сокрытии солдатской дочери и чинении с ней блудного дела. Преступление относилось к разряду тяжких, поэтому незамедлительно последовал арест Каина и его пристрастный допрос. Не будучи вовлеченным в московскую полицейскую жизнь и оставаясь независимым от внешних влияний лицом, Татищеву удалось раскрыть тайную сторону Каиновых дел. В ходе допросов Каин все больше и охотнее рассказывал о своих криминальных связях и попустительстве московских властей. Перед глазами следователей открывалась картина масштабной коррупции в сыскном ведомстве первопрестольной столицы.
Исходя из данных Каином показаний, в его преступной деятельности были замешаны сотрудники Сыскного приказа. Секретари, протоколисты и судьи, а также члены их семей получали от Каина различные подарки. По его признанию он угощал приказных работников заграничным вином, одаривал «шапками, платками, перчатками и шляпами немецкими пуховыми, а протоколисту де и сукна цветом свинцоваго на камзол прошедшим летом в доме ево подарил, да жене ево бархату черного аршин, да об[ъ]яри на болохон и на юпку цветом голубой, а сколько аршин, не упомнит, да в разные времена три или четыре платка италианских». В свою очередь, работники Сыскного приказа закрывали глаза на поступающие на Каина жалобы и не давали им дальнейший ход: «<…> когда на него произойдет какая в чем жалоба, чтоб они ему в том помогали и с теми людьми, не допуская в дальнее следствие, мирили, что де и самым делом бывало неоднократно <…>».
Расследование Татищева завершилось составлением доклада на имя императрицы Елизаветы Петровны. В докладе, датированном 19 марта 1749 года, Татищев подчеркнул двойной характер работы Каина в Сыскном приказе с преобладанием личных преступных целей над общественными: «доноситель Иван Каин под видом искоренения таковых злодеев чинил в Москве многие воровства, и разбои, и многие грабежи, и, сверх того, здешним многим же обывателем только для одних своих прибытков немалые разорении и нападки». Генерал-полицмейстер отмечал вовлеченность в криминальные дела должностных лиц Сыскного приказа. В итоге Татищев предлагал создать специальную комиссию для подробного расследования преступной деятельности бывшего доносителя.
25 июня 1749 года по рассмотрении доклада императрица постановила отстранить названных Каином работников Сыскного приказа, сформировать новый состав Сыскного приказа и создать независимую следственную комиссию по делу Ивана Каина. Расследование двигалось чрезвычайно медленными темпами, главным образом по причине поиска свидетелей многочисленных эпизодов каиновых злодеяний. 24 июля 1753 года из-за отсутствия результатов указом Правительствующего сената следственная комиссия была распущена, дело было передано на доследование в обновленный Сыскной приказ. 28 июня 1755 года Юстиц-коллегия, наконец, получила доношение Сыскного приказа об окончании дела, в котором приказные судьи высказали мнение о назначении Каину наказания в виде смертной казни через отсечение головы. Из Юстиц-коллегии дело было передано в сенат, который постановил заменить санкцию на «наказание кнутом и, вырезав ноздри, поставить на лбу ”В“, на щеках на одной ”О“ и на другой ”Р“ и, по учинении того наказания, заклепав в кандалы, сослать до указу в тяшкую работу в Рогервик».
Приговор был приведен в исполнение. Каин был отправлен на каторгу в эстонский город Рогервик, а затем в Сибирь, где и скончался. Так бесславно закончилась жизнь знаменитого вора и непревзойденного сыщика, в котором воровская натура оказалась сильнее правомерного начала.
В криминальном мире женщинам отводилась роль второго плана. Как правило, они выполняли функции соучастниц: участвовали в подготовке злодеяния, укрывали преступников и награбленные ценности. Во второй половине XIX и начале XX в. более половины «женских» преступлений составляли посягательства на имущество, жизнь и здоровье, смертоубийства. Четверть всех преступлений приходилась на кражи, которые в целом не носили серьезного характера. Такое поведение женской части общества объяснялось прежде всего действием моральных принципов и рядом правовых ограничений. Опутанные со стороны семьи, общества и государства, женщины не предпринимали решительных шагов в сфере преступности.
На фоне слабой криминальной активности женщин особенно ярко смотрелись несколько исключительных примеров. Стоит вспомнить мучительницу крестьян середины XVIII века Дарью Салтыкову, которую за садистские наклонности и безрассудную жестокость называли Салтычихой или «Людоедкой». Спустя столетие народоволка Софья Перовская участвовала в заговоре против императора Александра II, закончившемся его гибелью. Еще одна женщина Вера Засулич, возмущенная поведением петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, стреляла и ранила его, но была освобождена вердиктом присяжных заседателей. Заметное место в этом ряду занимала известная мошенница Софья Блювштейн по прозвищу Сонька Золотая Ручка. Ее усилиями преступность получила женское лицо с чертами коварства, изощренности и хитроумия.
Шейндля-Сура Лейбовна Соломониак — такое имя имела знаменитая авантюристка при рождении — появилась на свет в местечке Повонзки близ Варшавы в 1846 году. Свою славную карьеру она начала, когда ей не было еще и 20 лет. Жертвой стал ее первый муж, некий Розенбад, от которого она родила дочь и через некоторое время сбежала из Варшавы в Россию, прихватив с собой определенную сумму денег. После побега началось длительное турне великолепной воровки по стране.