Как и в других городах, в Петербурге основная масса воров и грабителей жалась поближе к торговым рынкам, где они находили себе добычу. Основным торговым местом столицы считался Сенной рынок, расположенный на одноименной площади. Здесь продавали мясо, рыбу, овощи и другие продукты, а также нужные в хозяйстве вещи: корзины, кадки, корыта, топоры, скобы, совки и т. п. По воспоминаниям современников Д. А. Засосова и В. И. Пызина, в разгар дня на площади царила суматошная атмосфера: «Оживление на Сенной площади было очень большое, а перед праздниками здесь трудно было протолкнуться. Стоял шум. Крики ломовиков, подвозивших товары к лавкам, громыхание конок, вопли женщин, которых обсчитали или у которых вытащили кошелек, — все сливалось в общий гул».
Главным товаром, который дал название площади и рынку, было, конечно, сено. Еще с XVIII века сюда привозили востребованный фураж и продавали в розницу горожанам. Уже по пути оно привлекало внимание желающих разжиться чужим добром. Воры на ходу «цапали» (вырывали) клочья сена и набивали им свои мешки. Награбленное, «цапки», сбывали городским извозчикам по сниженным ценам.
Сенная площадь представляла собой плачевное зрелище. Практически все пространство занимали торговые ряды, кишевшие продавцами и покупателями. В районе изобиловала грязь и антисанитария. В зданиях вокруг располагались питейные заведения, трактиры, ночлежки и притоны. Окрестность Сенной площади состояла из беднейших слоев населения: попрошаек, нищих, проституток, мелких чиновников, преступников мелкой руки. Жизни людей этого района становилась сюжетным фоном произведений Ф. М. Достоевского, Н. В. Гоголя, других писателей и художников. В местных трущобах проживали герои романа «Преступление и наказание» Родион Раскольников и Сонечка Мармеладова и, судя по намекам автора, обитал Акакий Акакиевич Башмачкин из гоголевской «Шинели».
Неспроста Достоевский поселил своих героев в этом районе. В условиях нужды, грязи и нищеты должна была вершиться судьба «маленького человека». Не случайно писатель словами Сони Мармеладовой отправил Раскольникова на Сенную площадь для покаяния перед себе подобными: «Он вдруг вспомнил слова Сони: ”Поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и пред ней согрешил, и скажи всему миру вслух: «Я убийца!»”. Он весь задрожал, припомнив это. И до того уже задавила его безвыходная тоска и тревога всего этого времени, но особенно последних часов, что он так и ринулся в возможность этого цельного, нового, полного ощущения. Каким-то припадком оно к нему вдруг подступило: загорелось в душе одною искрой и вдруг, как огонь, охватило всего. Всё разом в нем размягчилось, и хлынули слезы. Как стоял, так и упал он на землю…»
Сенная площадь играла роль рассадника преступности вплоть до 1920–1930-х гг. В это время с нее убрали торговые павильоны, а рынок сдвинули на новое место. Вокруг снесли трущобы, отремонтировали здания, а после Великой Отечественной войны площадь подверглась значительной перестройке. С благоустройством пропала преступность, местная округа стала мало отличаться от других исторических районов города. Сенная площадь в воровском и нищенском обличье возродилась в 1990-х гг. Многочисленные торговые ларьки и палатки, бродяги и преступники вновь заполнили пространство, чтобы через несколько лет снова раствориться в памяти города и людей.
Это выражение широко использовалось среди воров юга страны с конца XIX века. Тем самым они хотели подчеркнуть свою принадлежность к воровскому миру Ростова-на-Дону или Одессы. По одной из версий, преступники называли эти города «папой» и «мамой» в дань уважения каждой из южных криминальных столиц. Так, на допросе в органах правопорядка на вопрос о родителях беспаспортные воры могли отвечать: «Ростов — мой папа, Одесса — мама». С тех пор выражение вошло в широкий словарный обиход, попало в литературные и музыкальные произведения и прочно внедрилось в культурный контекст.
По давней традиции окрестности Дона служили укрытием для беглецов из центральных регионов страны. Здесь обитали преступники разных мастей, дезертиры, бродяги, попрошайки. На берегах Дона они скрывались от сыскных, армейских и других властей. Ростов казался привлекательным и по экономическим соображениям. Бурный поток товаров, отправлявшихся на экспорт, привлекал в город деньги, богатых предпринимателей и воров, мечтавших нагреть руки на чужом добре. В начале XX века донскую столицу называли «русским Чикаго», настолько велики были финансовые и преступные возможности города.
Наиболее криминальной ростовской улицей являлся Богатяновский спуск (он же Богатяновка). На нем расположились притоны, дешевые гостиницы, питейные заведения и игорные дома. Неудивительно, что такое неблагополучное место облюбовала местная беднота, а вместе с ней появилась преступность. Здесь в любой момент могла вспыхнуть драка на ножах, а при дневном свете могли легко ограбить магазин. Со временем Богатяновка превратилась в преступную Мекку. Скупщики краденого строили здесь склады ворованных вещей и продавали его на рынках и магазинах по всему городу. Разбогатевшие на сбыте краденого имущества возводили доходные дома и имели с квартирантов постоянный доход. Здесь хранился воровской общак, из которого оплачивали услуги адвокатов, давали взятки полиции, помогали арестантам и вдовам и детям погибших воров.
На Богатяновке обитали авторитетные ростовские преступники. Медвежатник Тимофей Кальнин и марвихер-карманник Иван Бедов приезжали сюда на отдых после тяжелых воровских «гастролей» по крупным городам империи и за границей. На Богатяновке процветал известный вор Алексей Черепанцев по кличке Манджура. Он был отсюда родом, но заработал свои воровские капиталы в далекой Манчжурии, промышляя в Харбине и на КВЖД во главе шайки налетчиков. Вернувшись домой, он содержал ряд притонов и организовал несколько воровских шаек, с деятельности которых имел доход. В Ростове вытаскивал из квартир и заведений дорогую мебель и утварь легендарный домушник Василий Кувардин. Выставляя себя столяром или покупателем, как ни в чем не бывало на глазах ничего не подозревавших свидетелей он заходил в помещение, взваливал на свою могучую спину венский диван или складную кровать, грузил поклажу и увозил в неизвестном направлении.
Многие воры лишь на время задерживались в Ростове. Этот город становился для них надежным укрытием или новым этапом в криминальной карьере. Пробыв нужный период времени, они отправлялись «в турне» по другим городам или уезжали на заработки за рубеж. К слову сказать, воровской транзит из Ростова в Одессу и обратно уже был налажен. Порой воровские шайки жили на 2 города, в каждом из них имея круг преступных интересов. Для воров, имевших прописку в обеих криминальных столицах, идея Ростова-папы и Одессы-мамы обладала уже конкретным содержанием. Чем же так приглянулось ворам одесское направление?
Будучи портовым городом, Одесса выполняла роль перевалочного пункта для грузовых и людских потоков. Ключевое расположение города привело к высокой концентрации предприятий торговли, складов, морского и железнодорожного транспорта. Если в 1862 году грузооборот порта составил 37 млн. рублей, то к 1903 году он вырос до гигантских 174 млн. Обилие товаров, в том числе зарубежного производства, привлекало большое количество воров и разбойников. Здесь они могли найти быструю наживу и добыть себе постоянное прокормление.
Помимо выгодного местоположения, Одесса отличалась пестрым этническим составом. В городе проживали евреи, молдаване, армяне, русские, украинцы, греки и другие народы. Сюда с ближних и дальних земель стекалось активное население в поисках работы и достатка. Недаром Одессу называли «черноморским Вавилоном». В такой атмосфере регулярно возникали конфликты, которые приводили к вспышкам насилия, проявлениям зависти, желаниям одних отнять нажитое у других. Наиболее крупные еврейские погромы произошли в октябре 1905 года, они сопровождались массовыми убийствами, грабежом еврейских квартир и магазинов.
Помимо стихийных погромов, в Одессе постоянно случались скоординированные вооруженные налеты. Родным домом для налетчиков стал бандитский городской район Молдаванка, где селились беднейшие слои населения, составлявшие основу для преступных собраний. В районе расплодились бандитские притоны, в которых укрывались разбойники и готовились преступные операции. Воры и налетчики приспособили Молдаванку под свои потребности. На местных торговых базарах сбывалось краденое добро. Здесь открылась «воровская школа», в которой бывалые воры-карманники передавали свое мастерство новичкам. Потом молодые воришки проходили экзамены на здешних рынках и улицах.
Криминальная слава Одессы росла на фоне имен обитавших там преступников. В разное время здесь промышляли Сонька Золотая Ручка, Григорий Котовский, Яков Блюмкин, Мишка Ястреб и другие уголовники. Особое место в списке известных преступных лидеров занимал уроженец Одессы Мишка Япончик. Он держал крупную банду налетчиков, которая совершала дерзкие нападения на городские учреждения и предприятия, грабила и убивала своих жертв и соперников. Считается, что Япончик стал прообразом Бени Крика — персонажа «Одесских рассказов» И. Э. Бабеля. В рассказах писатель ярко и живо описал быт и нравы Молдаванки — родины короля преступного мира.
Еще долго преступные банды не оставляли в покое город и его жителей. Советская власть поначалу сотрудничала с криминальными авторитетами и использовала их для борьбы со сторонниками царского режима. Яркими примерами такого сотрудничества были истории Котовского и Блюмкина. Первый стал командиром Красной армии и героем Гражданской войны, а второй служил в советских органах государственной безопасности. Однако, укрепившись на местах, советские власти развернули непримиримую борьбу с одесскими бандитами. Противоборство шло с переменным успехом. Криминогенная обстановка в Одессе особенно ухудшилась после окончания Великой Отечественной войны. Правительство было вынуждено отправить на юг главного советского полководца, маршала Г. К. Жукова. Под его началом в ходе операции «Маскарад» бывшие фронтовики вылавливали и отстреливали бандитов и воров. Только под натиском военной силы одесские улицы были очищены от преступных элементов.
Среди воровского мира Москва была известна не только криминальными районами с трущобами, трактирами и воровскими притонами. В древней столице появилась преступность иного плана: интеллектуальная, высокопрофессиональная, но в то же время дерзкая и напористая. Главной особенностью преступников стала их принадлежность к высшим сословиям российского общества. Будучи отпрысками дворян, купцов и фабрикантов, они втирались в доверие к состоятельным купцам и фабрикантам и, получив от них желаемое, бесследно исчезали [8].
В различное время преступный клуб состоял из разношерстных участников. Можно увидеть 3 разновременных состава «червонных валетов». Первая группа преступников собиралась в Москве в доме Любимова на Тверской улице, предпочитая делать вылазки из первопрестольной в другие крупные города. Второй состав преступников сформировался из арестантов Бутырской тюрьмы и занимался главным образом подделкой банковских билетов. Впоследствии вышедшие на свободу арестанты объединили усилия с некоторыми представителями первого состава и образовали третий вариант преступного клуба. «Валеты» занимались воровством, мошенничеством, подлогом документов, выманиванием денег и других ценностей. В ход шли различные ухищрения, которые позволяли достичь желаемого результата: обман, спаивание жертвы, угрозы, побои.
Доподлинно известно, что среди «достижений» преступного клуба значились: 31 подлог документов, 42 мошенничества, из которых 22 эпизода были заранее тщательно подготовлены, 4 кражи, по одному случаю растраты, грабежа, кощунства [9] и убийства, а также создание 4 шаек для совершения преступлений. По официальным данным, жертвами преступной группы стали 49 человек. В преступную деятельность клуба были вовлечены 48 «валетов». Они с присущей им энергией и напором совершали преступления, которые поражали современников авантюрной смелостью и бравадой. Их поведение было настолько эксцентричным, что шокировало их жертв и свидетелей преступлений. В одном из преступлений отметилась будущая легенда преступного мира — Софья Блювштейн, известная как Сонька Золотая Ручка.
Первой известной аферой стала актерская выходка князя Долгорукова. В 1867 году князь правдоподобно представлялся богатым фабрикантом и племянником генерал-губернатора Москвы В. А. Долгорукова, хотя на деле был лишь его однофамильцем. Расчет на магическое действие имени московского главы оказался верен: до поры до времени никто не удосужился проверить его родственные связи. Пользуясь моментом, князь активно брал взаймы, покупал лошадей, меха, ценное оружие на условиях последующей оплаты. Но данные им обещания не исполнялись. Деньги своим кредиторам он предпочитал не возвращать. Вскоре обман раскрыли, и дело передали в суд. Долгорукова лишили княжеского титула и дворянских прав, что не помешало ему в дальнейшем продолжать называть себя князем и участвовать в мошенничествах «червонных валетов».
Преступники еще не раз проявляли свои недюжинные актерские способности. Примерно в то же время, что и похождения Долгорукова, «валет» Эрганьянц явился к состоятельному семейству Массари с заманчивым предложением. Он заявил, что является распорядителем духовного завещания генеральской вдовы Левашовой. Перед смертью она якобы доверила ему продать свое поместье в Лебедянском уезде за 120 тысяч рублей, и, если Эрганьянцу удастся продать имение за более высокую цену, последнему достанется вырученная разница. Но этому мешала одна проблема. По его словам, наследники умершей вдовы оспорили завещание и начали судебную тяжбу. «Валет» предложил сделку: Массари финансируют судебные расходы и в случае успеха получат задаром левашовское имение. Все доходы от этой операции они разделят между собой. Массари не долго думали и согласились.
ebooksa