Чисто римское убийство

– Ты так уверен, что он погиб? – настойчиво переспросил Петроний.

В этот раз Иосифу нечем было гордиться. Ведь только теперь до него начало доходить то, что его патрон сообразил, кажется, как только разговор зашел о брате Эгнации. Интрижка со служанкой из дома Сирпиков, реакция на нее Эгнации, уславшей бедную девушку на край света и слова Эвридики о том, что Меланхет хотел отомстить за предательство.

Иосифа удивляло не то, что патрон сопоставил все эти факты с историей семьи Эгнациев. В конце концов он бы и сам додумался. Удивляло иудея и, ни к чему лукавить перед самим собой, слегка задевало самолюбие, то, как мало времени на это мало понадобилось Петронию. С другой стороны, Иосиф мог утешаться тем фактом, что для всех остальных, настойчивые расспросы всадника все еще оставались пустой светской болтовней.

– Шестнадцать лет прошло как о нем никто ничего не слышал, – Лоллий-старший пожал плечами. – Погиб он или укрывается на краю света среди каких-нибудь скифов – разница невелика.

– Верно. Шестнадцать лет долгий срок, – Петроний с задумчивым видом встал с кресла. – Рад был встретиться с тобой, но обязательства, которые я дал твоему племяннику вынуждают меня прервать нашу беседу. Пора воспользоваться любезным приглашением Сирпика и навестить его дом.

*****

Гай Варий Сирпик вовсе не был безмозглым новым римлянином, какими их изображают комедианты, чтобы польстить самолюбию бездельников-аристократов, у которых за душой нет ничего кроме пустой гордости. Его дед действительно был вольноотпущенником, а отец начинал погонщиком мулов. К концу жизни старик владел крупнейшей в северной Италии фирмой грузоперевозок. Его состояние оценивалось в несколько миллионов, и если бы он захотел, то мог бы получить любую магистратуру, в любом городе к северу от Рубикона. И при этом, Сирпик прекрасно сознавал, что в глазах Сервилиев, Помпеев и прочих Корнелиев, статус его отца был немногим выше, чем статус погонщика.

Тем не менее, Сирпик не видел причин стыдиться своего деда, которого он совсем не знал и уж тем более отца, который до сих пор оставался для него образцом в ведении дел. Пусть старик был груб и неотесан, писал с ошибками и до самой смерти предпочитал компанию таких же, как и он, только менее удачливых погонщиков. Зато у него была настоящая деловая хватка. Эту хватку в полной мере унаследовал его сын, но, к сожалению, ее совсем не досталось на долю внука. Таков уж печальный закон природы: первое поколение семьи создает богатство, второе преумножает, а третье способно лишь расточать. Гай Варий Сирпик-старший был разочарован своим сыном, и сын понимал это с того времени, когда он в принципе начал что-либо понимать о мире, который его окружал.

– Ты будешь вежлив с ними, молчалив и не будешь задавать вопросов. Ты будешь говорить, когда тебя станут спрашивать. И только о том, о чем тебя спросят. Ты будешь благоразумен.

К сожалению, меньше всего Варий верил в благоразумие отпрыска. Если бы он мог, он бы не позволил приятелю Лоллия даже переступить порог своего дома. Но момент был упущен. Сейчас отказать уже было невозможно. Во всяком случае, без серьезной на то причины.

События, которые в последнее время происходили вокруг его семьи, внушали Сирпику все большее и большее беспокойство. Самое печальное заключалось в том, что о причинах некоторых из них он мог только догадываться. Но и того, что он знал, было достаточно чтобы понять: если происходящее вырвется из-под контроля, это может уничтожить все чего добился он сам, его отец и даже его дед, вольноотпущенник рода Вариев.

– Да отец.

Младший Сирпик стоял перед креслами родителей, покорно опустив голову. Покорность, вот единственное, что он усвоил в обращении с отцом. С матерью было не так. С матерью Гай Варий-младший умел ссориться и спорить, но с нею он умел и смеяться. Если бы Варий-старший любил жену, хоть чуточку меньше, одного этого было бы довольно, чтобы навсегда отравить их отношения.

– Уверена, Гай, нет причин в чем-либо упрекать нашего сына.

Эгнация мягко положила ладонь на руку мужа, и этого, как всегда, оказалось довольно, чтобы переполнявшее его раздражение схлынуло, как волна во время отлива. Варий видел, что в последнее время отношения между матерью и сыном, всегда сердечные и искренние, почему-то разладились. Варий-старший чувствовал, что это была не обычная между ними размолвка, а что-то куда более серьезное. Что-то, о причинах чего он только догадывался.

Сирпик-младший вскинул подбородок, на миг став похожим на деда, но дерзить в присутствии отца не решился.

– Я буду благоразумным, – сказал он, глядя на отца, так, словно матери здесь вообще не было.

*****

Атрий дома Сирпика был оформлен в строгом римском стиле. Настолько строгом, что сам Катон, поборник простых нравов славной старины, что существовала лишь в его воображении, не нашел бы повода придраться. Четыре однотонные колонны подпирали потолок. Окрашенные в бордово-красный цвет стены по краям украшал абстрактный геометрический узор. В дальнем конце атрия возвышался картибул, уставленный тяжеловесной, старательно начищенной серебряной посудой. Два массивных сундука, обитых медью, стояли по разные стороны от имплювия. А перед отделенным тяжелой ширмой кабинетом расположился, тут всадник в первый момент даже не поверил собственным глазам, настоящий ткацкий станок. Последний, впрочем, был безусловно элементом декора, а не рабочим инструментом. При всех достоинствах Эгнации в ней трудно было заподозрить пряху. Да и гостей хозяйка встречала, не сидя у станка, а стоя за правым плечом мужа.

Рядом с мужскими представителями семьи Сирпиков Эгнация смотрелась, как лебедь, плавающая в стае уток. Хоть она и была лет на семь старше Петрония, хозяйка дома выглядела скорее, как юная девушка, а не матрона, с почти уже взрослым сыном. Ее фигура оставалась по девичьи стройной, волосы, убранные в простую, безо всякой вычурности прическу обрамляли тонкое изящное лицо. Ослепительные черные брови оттеняли белую, будто мрамор кожу, а тонкий прямой нос мягко контрастировал с плавной линией все еще ярких губ.