Но теперь сила перешла на другую сторону. Среди них образовалась секта фанатичных аскетов, Agonistici или milites Christi, как они сами себя величали, или циркумцеллионов, как назвали их православные ради их беспорядочных блужданий вокруг хижин поселян. Лица эти возбуждали народ и, соединяясь в самочинные банды, чинили бесчисленные преступления. Вследствие этого Констанс возобновил попытку соединения, стараясь достигнуть этого скорее милостями, чем мерами строгости. Когда же схизматики на его старания ответили вооруженным сопротивлением, то он решил добиться своей цели силой. Вожди донатистов были опять сосланы, а богослужение воспрещено. Когда же Юлиан снова возвратил изгнанных, то соединение опять распалось. Как силой, так и просветительными средствами не было достигнуто больших результатов, хотя и не было недостатка в отдельных обращениях. Изобразив в своем сочинении «De schismate Donatistarum» ее происхождение и историю, Оптат Милевский этим путем старался побороть схизму. Августин боролся с нею в целом ряде своих творений. Также и великое совещание в Карфагене от 411 г., в котором приняло участие с обеих сторон 565 епископов, не привело к желанному объединению. Только с завоеванием Африки сарацинами раскол этот исчезает из истории. Во всяком случае, с V в. или со времени вандальского господства он повсюду теряет свою остроту.
Что касается учительных положений донатистов, то они законность таинств обусловливали состоянием благодати их совершителя. Вследствие этого они, вполне согласно с древне-церковной африканской практикой, отвергали всякое крещение, совершенное вне их церкви, и отсюда перекрещивали всех к ним переходящих. Эти два учения они присоединили, наконец, к новацианскому понятию о церкви. Чтобы быть истинной церковью, они вопреки притче о пшенице и плевелах не терпели в своей среде, по крайней мере, явных грешников.
§ 53. Начало христологического спора. Аполлинарий Лаодикийский
Ариане отвергли божественность Христа. Этого мало. Частью чтобы понять единство Христа, частью чтобы еще более обосновать свою теологию, они исказили самое понятие о человеческом достоинстве Иисуса, оспаривая у Спасителя человеческую душу. Выражение о жизненности души Христовой они относили к самому Логосу и доказывали ее тварность. Долгое время на эту сторону вопроса не обращали должного внимания. Позднее, когда заблуждение это было отклонено сначала собором Александрийским 362 г., а затем Константинопольским 381 г., то началась борьба, но не столько против ариан, сколько против некоего третьего. Аполлинарий Лаодикийский, один из борцов за никейскую веру, по этому пункту как раз весьма близко примыкал к арианам. Когда же ему на основании Святого Писания доказывали несостоятельность его теории, то он ограничивался тем, что признавал в Спасителе разумную душу или ум, но не низшую или животную душу. Уменьшение человеческой природы было для него необходимо для того, чтобы объяснить во Христе скорее безгрешность, чем единство. Где совершенный человек, там, думал он, и грех, а так как грех со свободой воли находятся в душе или в уме, то таковой и не было у Спасителя. Если приписать Христу совершенную человеческую природу, то, значит, надо будет признать у Него две природы, а с двумя природами также и два лица и два Сына Божия, одного естественного и одного воспринятого. Также он ссылался на Иоанна 1, 14, понимая в нем слово «плоть», которое здесь употребляется, как pars pro toto, в узком смысле. А так как для него природа была тождественна с лицом, две природы то же, что два лица, то он исповедал только одну природу, или как гласит его письмо к императору Иовиану — одну природу Бога-Слова воплотившуюся, что позднее его учениками распространялось под именем учения св. Афанасия. Учение это нашло многих последователей. В Антиохии под главенством Виталия образовалась особая аполлинаристическая община. Около 420 г. она воссоединилась с церковью. Но не все, однако, отказались от этого мнения. Спустя некоторое время учение это нашло новую и могущественную поддержку в лице монофизитства.
§ 54. Несторианская борьба и Третий Вселенский собор 431 г
Когда ариане и Аполлинарий выступали против совершенного человечества во Христе, то тем самым определялось их отношение к божественной природе. Современники Аполлинария по этому вопросу выражались достаточно еще неясно, даже отчасти замысловато. Они говорили о смешении естеств. Приписывая вышеприведенную (§ 53) формулировку или вероисповедание (De incarnatione Dei verbi) Аполлинария св. Афанасию, они тем самым заставляли святого отца говорить вместо двух естеств об едином естестве Бога-Слова воплотившегося. Но так как этим, по крайней мере, по дословному смыслу подвергалась опасности неповрежденность природы, то антиохийская школа раньше всех выступила на защиту ее. Отсюда Феодор Мопсуетский, для которого вочеловечение тождественно с переходом Логоса в человека, и говорит об обитании Логоса в человеке. Его взгляд, что не может быть вещества без личности, необходимо привел его к признанию двух лиц, и если он прямо говорит только об одном лице, то только потому, что для него это единство было не столько действительным, сколько моральным, как это является в браке между мужем и женой или между храмом и находящейся в нем статуей. Отсюда, если он и выражался таким образом, что как бы связывал между собой природы, тем не менее для него было вполне очевидно, что они в Иисусе находятся в таком же различии, как и лица. Последовательно он выводил, что родился не Сын Божий, но человек, в котором обитал Бог, почему и Марию он называл не Богородицей, но христородицей.
Высказанный Феодором взгляд сначала не выходил из пределов школы. Когда же Несторий, ученик Феодора, сделался епископом Константинопольским (428 г.), то он стал проводить его с кафедры. Последовавший за ним из Антиохии к его новому месту служения пресвитер Анастасий в одной из своих проповедей обрушился на наименование Пресвятой Девы Богородицей, чем вызвал в Константинополе немалый соблазн, который стал еще более, когда вступился за него Несторий и стал опровергать иные покоящиеся на «Communicatio idiomatum» выражения. Даже вдали немедленно поднялось сопротивление. Уже в своей пасхальной проповеди 430 г. против учения Нестория выступил Кирилл Александрийский. Папа Целестин в том же году отверг это учение на Римском соборе и от своего имени уполномочил Кирилла потребовать от Нестория отречения от его лжеучения и присоединения к тому, которое в то время было в качестве церковного формулировано Кириллом в его 12 главах или анафематизмах. Несторий, однако, с этим не согласился и противопоставил им свои 12 антианафематизм. Так как учение Кирилла многих не удовлетворило, то за Нестория немедленно вступились его единомышленники и союзники и прежде всего Иоанн Антиохийский и Феодор Киррский. Впрочем, надо согласиться, что, по крайней мере, отдельные слова Кирилла могли вызвать это противодействие. Вполне в духе александрийской школы и по примеру св. Афанасия в третьей главе Кирилл против соединения антиохийцев говорил об естественном единстве. Вместе с этим соединение природ должно было представляться естественным, действительным и истинным. Но если была правильна мысль, то, во всяком случае, употреблено не подходящее слово. Антиохийцы понимали это в смысле единства в одном естестве.
Вследствие спора противоположность эта обострилась. Не мог ее смягчить даже Вселенский собор, который был созван на Пасху 431 г. в Ефесе. Напротив, рознь после него сделалась его больше. с самого начала обнаружились нехорошие признаки. Иоанн Антиохийский, несомненно умышленно, задерживал свое прибытие, а Кирилл Александрийский открыл собор вопреки прямому предписанию императорского комиссара, требовавшего подождать антиохийцев еще в течение четырех дней. В первом заседании по рассмотрению святоотеческих доказательств в пользу Богородицы было установлено правильное учение о соединении двух естеств во Христе и одновременно с сим произведено низложение Нестория. В это время, наконец, в Ефес прибыл Иоанн. Со своими 43 епископами он немедленно составил свой особый собор, на котором низложил Кирилла и Мемнона Ефесского. В ближайшем заседании последние ответили на это анафемой. Так явилось два враждебных друг другу собора. Император сначала утвердил постановления обоих собраний. Потом, чтобы достигнуть соглашения, он пригласил представителей от этих двух партий в Халкидоне. Когда перемирие не состоялось, то Феодосий предпринял противоположное решение. Несторий был заточен, противники занялись посвящением нового епископа для столицы, собор распущен, декрет против Кирилла и Мемнона отменен. Но между епископами распря продолжалась. Недовольные приговором против Нестория антиохийцы обвиняли Кирилла в арианстве и аполлинаризме и по возвращении на родину повторили анафему над ним и его приверженцами. Примирение состоялось впервые только в 433 г., когда Кирилл принял символ, представленный ему Иоанном еще в Ефесе (отсюда так наз. Symbolum Ephesinum), а этот согласился признать приговор по делу Нестория. Но и теперь мир еще не был всеобщим. Так как в названном символе человеческая природа Спасителя была названа храмом Логоса, то Кирилл перед своими сторонниками оправдывался, что поддался на несторианское выражение. С другой же стороны, большая часть сотоварищей Иоанна отказалась анафематствовать Нестория. Вследствие этого понадобилась угроза императора смещением, чтобы, по крайней мере, побудить большинство к принятию унии.
Вследствие последующих мероприятий несторианство быстро исчезло в Римской империи. Так как писания Нестория были запрещены, то последователи его обратились к изучению творений Феодора Мопсуетского и Диодора Тарского, для чего ими, главным образом, Равуллой Эдесским, была основана эдесская школа, твердыня несторианского вероучения. Особенно лжеучение это утвердилось в Персии, куда переселились вследствие преследования их в Римской империи его последователи, и где в особенности подвизался в его распространении епископ Варсума Низибисский (около 450–490 гг.). Во времена митрополита Бабея Селевкие-Ктезифонского (497–503 гг.) последовало формальное отделение их от имперской церкви и образование своей собственной церкви с католикосом или патриархом во главе. В ближайшие столетия церковь эта приобрела огромное влияние и широко распространила свои пределы в Азии. К ней примкнули также и остиндские фомисты. С XIV в., однако, она быстро и сильно стала клониться к упадку.
§ 55. Монофизитская борьба и Четвертый Вселенский собор 451 г
В то время как несториане, резко разделяя две природы, подвергали опасности единство Спасителя, некоторые их противники впали в другую крайность: они или смешивали их, или признавали превращение человеческой природы в божественную. По их учению, Христос заключает в Себе не два естества, но состоит из двух естеств. По вочеловечении речь может идти, так как они думали. не более, как об одной природе. Последовательно у них диофизитизм являлся еще более голым, чем в несторианстве, почему был неминуем новый спор по этому поводу. Толчок к нему дал архимандрит или игумен Евтихий Константинопольский. Будучи изобличен в ереси епископом Евсевием Дорилейским во Фригии, он был судим Константинопольским собором 448 г., под председательством патриарха Флавиана, и низложен как лжеучитель.
Это явилось прелюдией великой церковной борьбы. Флавиан опубликовал постановление собора во всеобщее сведение и, между прочим, сообщил его папе Льву I, который на это в своем известном «Epistola dogmatica ad Flavianum» сделал надлежащую формулировку учения о двух природах во Христе. С другой сторон, Евтихий открыто жаловался на совершенную в отношении его несправедливость. А так как ему удалось склонить в свою пользу двор, то дело его приняло благоприятный для него оборот. Император в 449 г. созвал в Ефесе собор и предоставил председательство на нем патриарху Диоскору Александрийскому, который равным образом открыто тяготел к монофизитству. Исход дела нетрудно было предвидеть. Евтихий был признан православным, так как публично заявил, что твердо держится учения Никейского и Ефесского соборов и вместе с тем отвергает все ереси, как то: Нестория, Аполлинария и т. д. Напротив, Флавиан и Евсевий были низложены, потому что в своих богословских рассуждениях вышли за пределы соборов Никейского и Ефесского. Тот же собор осудил и других епископов, которые выступали против Евтихия и даже заподозревались в несторианстве, именно Феодорита Киррского и Иву Эдесского. При этом с епископом Константинопольским поступили так круто, что через три дня он отдал Богу душу. Господство монофизитов продолжалось, однако, недолго. Разбойничий собор, «latrocinium Ephesinum», как вскоре назвали это сборище, был повсюду отвергнут. Везде требовали нового собора. Маркиан, который в следующем году рукой Пульхерии, сестры Феодосия II, был коронован на царство, немедленно пошел навстречу этому всеобщему желанию.
Собор, Четвертый Вселенский, собрался осенью 451 г. в Халкидоне. Он был самым многочисленным во всей древности: число его членов простиралось до 630. Они отвергли постановления Разбойничьего собора, низложили Диоскора и исповедали вероучение, в котором против недавних лжеучений Нестория и Евтихия говорилось о едином Господе в двух естествах без смешения и без изменения, без разделения и без разлучения, так что через соединение различие естеств не только никоим образом не повреждалось, но и сохранились особенности каждого естества, при чем оба естества объединялись в одном лице и одной ипостаси.
После этого Маркиан отправил в ссылку Диоскора и Евтихия и издал строгий указ против их единомышленников. Но монофизитство этим не прекратилось. Приверженцы его повсеместно во всех патриархатах взяли численный перевел над халкидонитами. Иерусалимская кафедра попала вскоре в руки монаха Феодосия (452–453 гг.). При императоре Льве (457–474 гг.) водворились в Александрии Тимофей Элур (457–460 гг.), а в Антиохии — Петр Фулон (около 470 г.). Их господство в общем длилось недолго. Более важное значение монофизитство имело в Александрии, где патриарх Протерий, православный преемник Диоскора, зверски был умерщвлен и повсеместно восторжествовали монофизиты. После смерти императора Льва ересь воскресла с новой силой. Насильственно занявший престол узурпатор Василиск (476–477 гг.) с согласия около 500 епископов провозгласил анафему над Халкидонским собором. Едва, однако, он был низложен оружием Зенона, как собору стала грозить новая опасность.
Когда Петр Монг занял Александрийскую кафедру (481 г.), то он вместе с Акакием Константинопольским присоединился к символу, в котором провозглашалась анафема Несторию и Евтихию, но косвенно также и Халкидонскому собору, и объявлялось, что в качестве канона веры должны признаваться только никейское вероисповедание с константинопольким дополнением, 12 глав Кирилла и постановления Ефесского собора. В качестве религиозного закона исповедание это было опубликовано Зеноном под именем Энотикона (482 г.). Этим предполагалось достигнуть объединения. На самом деле распря увеличилась еще более. Не только православные, но и строгие монофизиты не признали этой уступки. В Александрии эти последние получили наименование акефалов, ибо, отделившись от патриарха, они остались без главы. Когда после этого папа Феликс II (III) провозгласил анафему, а вместе с ним и низложение (484) патриархов Константинопольского и Александрийскийского, как вдохновителей Энотикона, то это привело немедленно к разрыву между Востоком и Западом. Раскол продолжался 35 лет. Со вступлением на престол Зенонова преемника Анастасия, военачальник Виталиан добился победоносным образом от него обещания оставить в покое почитателей Халкидонского собора и восстановить церковный мир на общем соборе (515 г.) в Ираклии. При непостоянстве образа мыслей у императора переговоры, которые велись по этому предмету с Римом, не достигли цели. Сделано было это только Иустином I, который возобновил общение с Римским престолом (519 г.). В качестве соединительной формулы папа Гормизда послал на Восток «Libellus fidei» с провозглашением анафемы Несторию, Евтихию и их приверженцам и с особой припиской, что на основании слов Господа: Ты еси Петр, и т. д. (Мф. 16, 18), религия всегда оставалась невредимой у апостольского престола. Это так называемая «Formula Hormisdae» тогда была подписана всеми восточными православными епископами.
Около этого же времени разыгрались так называемые теопасхистские споры. Уже Петр Анастасий включил эту прибавку в литургию. Против этого православные скитские монахи, бывшие в Константинополе, резонно замечали: значит, был распят один из Троицы. Как результат «Сommunicatio odiomatum» сама по себе формула была безобидна, но в виду своего происхождения из круга монофизитов и как нежелательное новаторство, она повсеместно вызвала протест. Римские легаты в Константинополе нашли его не безопасной. Папа Гормизда, к которому обратились монахи, уклонился от разъяснения. Вскоре воззрения переменились. Так как она облегчала унию с северианами, к воссоединению которых стремились в 533 г. в Константинополе, то формула эта нашла поддержку в лице императора Юстиниана I. Короткое время спустя она была, впрочем, признана и в Риме папой Иоанном II.
Также и монофизитство еще раз приподняло голову. Ему покровительствовала супруга Юстиниана Феодора. По ее протекции на Константинопольскую кафедру был возведен тайный монофизит Анфим (535 г.). Вскоре последний, главным образом по настоянию папы Агапита, лишился своей кафедры (536 г.). Но это нисколько не смутило императрицу. Напротив, она попыталась насадить лжеучение в Риме, чтобы с помощью западной церкви вернее добиться господства его на Востоке. План этот, однако, не осуществился. Честолюбивый диакон Вигилий, чтобы достичь епископской кафедры, взялся было за это поручение, но выступить с открытой проповедью монофизитства он все же не решился.
Несмотря на все усилия, которые были сделаны с целью добиться воссоединения монофизитов, лжеучение осталось. Оно осталось в Армении, в Сирии и в пограничных с нею странах, в Египте и Абиссинии. В противоположность православным или мельхитам, т. е. империалистам, в Египте последователи его стали называться коптами или древнеегипетскими христианами. В Сирии или Месопотамии они получили наименование яковитов от Иакова Барадея (541–578 гг.), который, сделавшись общим митрополитом партии, с большим успехом хлопотал о ее распространении и укреплении в этих странах и в лице патриарха Антиохийского дал им высшего главу. Патриаршими резиденциями у сирийских и армянских монофизитов в настоящее время являются монастырь Зафаран близ Багдада и Эчмиадзин на Кавказе.
Впрочем, монофизиты, начиная с VI в., именно в Египте, сами по себе распались на массу сект. Самыми значительными из них являются севериане и юлианисты. Они ведут свое происхождение от своих прежних епископов Севера Антиохийского и Юлиана Галикарнасского, живших одновременно при Иустине I в Александрии. Первые признавали тело Христа тленным, вторые — нетленным и в зависимости от этого своего учения назывались фтартолатрами и афтартодокетами. По своим высшим руководителям, которых они избрали себе после смерти монофизитского патриарха Тимофея Александрийского (около 537 г.), именно Феодосию и Гайане, они назывались также феодосианами и гайанитами.
Эти две секты, в свою очередь, распались на небольшие толки. Афтартодокетов разъединил вопрос, было ли создано тело Христа нетленным. Одни, ктистолятры, отвечают на него утвердительно, напротив, другие, актиститы, решают его в отрицательном смысле. Часть фтартолатров приписывает Христу неведение по некоторым предметам, почему и называется агноетами. Другое название — фемистиане, толк этот получил от своего главаря, александрийского диакона Фемистия. К этим надо присовокупить еще и другие секты. Таковы суть: трифеиты, ведущие свое происхождение от Константинопольского философа Иоанна Аскунского, учившего, что всякое лицо в Троице имеет свою природу, и отделившееся при его продолжателях Иоанне Филопоне и Стефане Гобаре; тетрадиты, которые в противность тем додумались до веры в четверицу, приписывая объединяющему лиц Божеству свое собственное существование, и которые от имени своего главы, патриарха Дамиана Александрийскийского, называются также дамианитами; ниовиты, ведущие свое происхождение от Стефана Ниовия Александрийского, который отвергал настоящее монофизитство вследствие его половинчатости, так как признавал вообще невозможным, при исповедании только одной природы, различение во Христе Божеского и человеческого, почему как отступник и был исключен из среды монофизитов и неоднократно позднее объединялся с православной церковью.