Даниэль Деронда

– Неужели вы всегда страдаете от женщин? – наивно удивилась Гвендолин, желая, чтобы избитая шутка в данном случае оказалась правдой: тогда она убедилась бы, что миссис Глэшер более виновна в своем несчастье, чем Грандкорт.

– Да. Разве вы так же добры ко мне, как я к вам? – осведомился Грандкорт, глядя ей в глаза.

Осознав справедливость его слов и почувствовав себя побежденной, Гвендолин испытала потрясение. Ей казалось, что она согласилась сесть в колесницу, где поводья держит другой, а спрыгнуть на глазах у всех не имела сил. Гвендолин дала согласие сознательно, а все сказанное лишь подтвердило бы ее выбор. Право на объяснение было потеряно. Единственное, что оставалось, это приспособиться, чтобы укоры совести терзали не столь мучительно. Внутренне вздрогнув, она решительно изменила направление мыслей и после недолгого молчания неожиданно улыбнулась и сказала:

– Если бы я проявила к вам такую же щедрость, как вы ко мне, ваша доброта уже не казалась бы такой грандиозной.

– Значит, я не вправе просить ни единого поцелуя, – заключил Грандкорт, готовый заплатить высокую цену за этот новый вид ухаживания.

– Ни единого, – осмелев, уточнила Гвендолин и дерзко кивнула.

Грандкорт поднес ее руку к губам и тут же почтительно опустил. Он не только не был отвратительным, но казался почти очаровательным. В этот момент Гвендолин почувствовала, что вряд ли смогла бы полюбить другого мужчину более, чем этого. Его сдержанность дарила необъяснимое, восхитительное ощущение спокойствия.

– Кстати, – осведомилась она, снова принимаясь за рукоделие, – в Диплоу есть кто-нибудь помимо капитана Торрингтона и его жены, или вы оставили их вдвоем? Полагаю, они не могут произнести ни слова, ведь он общается посредством сигар, а она отвечает с помощью шиньона.

– Вместе с ней приехала сестра, – ответил Грандкорт с улыбкой. – И гостят еще два джентльмена (одного из них, полагаю, вы знаете).

– И очень дурно о нем думаю, – заметила Гвендолин, покачав головой.

– Вы видели его в Лебронне. Это Деронда – молодой человек, составивший компанию Мэллинджерам.

Гвендолин почувствовала, как сердце на миг остановилось. Пытавшиеся удержать пяльцы руки похолодели.

– Ни разу с ним не разговаривала, – произнесла она как можно равнодушнее, чтобы не выдать внезапную дрожь. – Он не слишком хмур?

– Нет, не особенно, – ответил Грандкорт в своей ленивой манере. – Правда, много о себе понимает. Я думал, что он был вам представлен.

– Нет. Кто-то назвал его имя вечером, накануне отъезда. И все. Что он собой представляет?

– Нечто вроде компаньона при сэре Хьюго Мэллинджере. Ничего значительного.

– Ах, бедняга! Как ему, должно быть, неприятно! – воскликнула Гвендолин без тени сарказма и добавила, подходя к окну: – Интересно, дождь перестал?

К счастью, на следующий день дождя не было, и она смогла отправиться в Диплоу на Критерионе. В амазонке она всегда чувствовала себя более смелой и дерзкой, а осознание, что выглядит в ней особенно хорошо, служило большой поддержкой перед любой внушающей страх встречей. Гнев Гвендолин по отношению к Деронде перерос в суеверный ужас – возможно, вызванный совершенным над ее мыслями насилием. Она боялась, что он получит дальнейшее влияние на ее жизнь. Из какого материала обычно состоит суеверие? Только напряженное чувство – не всегда осознанное – заставляет воспринимать вечернюю звезду как угрозу и радоваться благословению нищего. Суеверия влекут за собой последствия, которые часто оправдывают надежду или дурное предчувствие.

Время до ленча Гвендолин провела, обходя комнаты в сопровождении миссис Торрингтон и миссис Дэвилоу и думая о том, что при встрече с Дерондой будет достаточно обмена поклонами. Она намеревалась как можно меньше обращать на него внимание, однако, оказавшись с ним в одной комнате, только и делала, что поглядывала на него, а все остальное превратилось в машинальное исполнение привычной роли.

Во время ленча, когда гости заняли свои места за столом, Грандкорт заметил: