Даниэль Деронда

22
18
20
22
24
26
28
30

Его большие серые глаза обладали такой добротой и в то же время мягкой силой, что внушали каждому, на кого Деронда смотрел, убеждение в том, что он проявляет к нему особый интерес. Подобно нищим в доброте других мы находим причину чрезмерных требований. Именно такое воздействие испытывала в эту минуту Гвендолин.

– Вы помешали мне продолжить игру, – произнесла она, однако тут же залилась густым румянцем.

Деронда тоже покраснел, сознавая, что в небольшом приключении с ожерельем проявил непозволительную вольность.

Продолжение диалога не представлялось возможным. Гвендолин отвернулась к окну, чувствуя, что глупо заговорила о том, о чем не хотела упоминать, и в то же время радуясь случайному взаимопониманию. Деронде беседа тоже понравилась. Теперь Гвендолин выглядела более привлекательной: после встречи в Лебронне в ней что-то изменилось. Внутренняя борьба пробудила нечто вроде новой души, обладавшей более могучими силами к добру и злу, чем прежняя демонстративная самоуверенность.

Вечером миссис Дэвилоу спросила дочь:

– Ты правду сказала или пошутила насчет того, что мистер Деронда испортил тебе игру?

– О, просто случилось так, что, едва начав проигрывать, я заметила, как он смотрит на меня, – небрежно ответила Гвендолин. – Я обратила на него внимание.

– Ничего удивительного. Поразительно красивый молодой человек. Он заставляет вспомнить итальянские картины. Даже не зная, можно без труда догадаться, что в его жилах течет чужеземная кровь.

– Это действительно так? – уточнила Гвендолин.

– Во всяком случае, так утверждает миссис Торринг-тон. Я специально спросила, кто он, и она ответила, что его мать была знатной иностранкой.

– Его мать? – быстро переспросила Гвендолин. – В таком случае кто же отец?

– Ну… все говорят, что, хоть он и считается племянником, на самом деле – сын сэра Хьюго Мэллинджера, который его воспитал. Леди Торрингтон утверждает, что если бы сэр Хьюго мог распорядиться наследством по собственному разумению, то оставил бы поместья мистеру Деронде, так как законного сына у него нет.

Гвендолин молчала, однако матушка заметила, какое сильное впечатление произвели ее слова, и пожалела, что передала сплетню. По здравом размышлении сведения показались ей недостойными слуха дочери, которую миссис Дэвилоу старалась оградить от всего, что называла знанием жизни, и тем более не желала посвящать в это знание сама.

В сознании Гвендолин мгновенно возник образ неизвестной матери – несомненно, темноглазой и скорее всего печальной женщины. Ни одно лицо не могло напоминать Деронду меньше, чем висевший в Диплоу, на стене гостиной, исполненный пастелью портрет сэра Хьюго. Немолодая темноглазая женщина властно завладела ее мыслями.

Ночью, лежа в постели, при тусклом свете ночника, Гвендолин спросила:

– Мама, у мужчины всегда бывают дети до брака?

– Нет, дорогая, нет, – ответила миссис Дэвилоу. – Почему ты так решила?

– Если бы это было так, я должна была бы знать, – негодующе заявила Гвендолин.

– Ты думаешь о мистере Деронде и сэре Хьюго. Но это крайне необычный случай, дорогая.

– А леди Мэллинджер знает?