— Иду дальше. Он предлагает мне похитить мальчика, жачка, или как там его, и отвезти в определённое место. Я говорю: «А кто это?» Он мне то то, то это; наконец мы договорились о месте, времени и условиях. И, правда, он велел снова дать мне пива, которого он не пил, только я. Назавтра в самую ночь Рождества…
— С кануна на первый день? — спросил, не в силах удержаться, князь.
— Да, да, мы его и увезли.
— Куда?
— Прошу только слушать! Мальчик сначала жаловался, но тот шляхтич что-то ему сказал, и он так смягчился, что поехал. А нужно знать, ваша светлость, что это не первый попавшийся мальчик! Большого рода. И мы его увезли от какого-то преследования, как говорили.
— Но куда его увезли? — спросил князь.
— Здесь аркан, ваша светлость?
— А за кувшин мёда скажешь мне? — сказал презрительно князь.
Шляхтич неслыханно возмутился.
— Я? Простите, князь, сказать правду, за королевство этого мира я этой тайны не расскажу.
— Это очень честно и благородно, — сказал князь, сдерживаясь, но затем шепнул что-то слуге и принесли кувшин мёда.
Сначала заставив себя упрашивать, Ленчичанин начал пить, а, выпивив, признался, что ребёнка вывезли в Литву, но больше ни слова. Однако настойчивость и явное беспокойство князя не ускользнули от глаз пьяного; он начал причитать, догадываться, что сделал глупость, и, разыграв необходимость в отдыхе, вынес седло и узелки в сени, оседлал коня, оглянулся и ускакал.
V
Чурили
Мы снова вернёмся в Краков, где пан Чурили с сыном идут к княгине. Добавим, что Анна о таких близких родственных отношениях двоих Чурили совсем раньше не знала. Покинутый и отвергнутый ребёнок даже не имел места в воспоминаниях старца; сын никогда не говорил ей о своей семье. Поэтому, когда они вдвоём показались у княгини, она из их совместного прихода ничего заключить не могла.
Был полдень, Анна только что возвратилась из костёла. Объявили пана Чурили. Несмотря на то, что она его подозревала из-за предупреждения нищего, княгиня не смела пред-предположить, что старый верный слуга может её выдать.
Поэтому она приняла его почти как всегда. Старец вошёл в комнату с лучезарным лицом, таинственно улыбаясь. Он, как обычно, поклонился Анне и, показывая сына, который побледнел и дрожал, поглядывая на княгиню, сказал:
— Я привёл к вам моего сына.
Анна подняла глаза, долго смотрела на незнакомца, казалось, что-то вспоминает, невольно зарумянилась и опустила голову.
— Бедняга, — воскликнул Чурили, — он много выстрадал в татарском плену, его даже трудно узнать, так изменился. Из молодого человека почти старик.