— Гляди-ка, — рассмеялся он, — если бы я их надел, к шлему перо прицепил, золочённый меч сбоку, а к поясу — мой неотступный маленький, на плечи алый плащ набросил, подо мной сивый конь… разве я не красивым бы ей показался?
— Вне всякого сомнения, — сказал я весело, — только наряжаться так для татар упаси Боже. Это грязная чернь, это никакие не рыцари, мы бы эту мерзость вымели и высекли.
Вечером Ольбрахт велел позвать меня к себе.
— Яшко, — сказал он, садясь на кровать, — мне в самом деле начинает хотеться пойти на татар. Сидеть тут мне наскучило… и Лена, и Клинга пришлись бы больше по вкусу после отдыха. Я говорил с Каллимахом, это не муж рыцарского ремесла, но умный, умный! Говорят, что тому, кому предстоит царствовать, нужна рыцарская слава. И мне бы не помешала!
— Кто в этом сомневается? — подтвердил я.
— Я не осмелюсь идти к королю, — прервал он, — он так приучил нас к покорности и послушанию, что человек с усами ещё его как юнец боится.
— А королева? — предложил я.
Он долго ничего мне не отвечал.
— Мне очень хочется, — повторил он.
— Зачем же тянуть?
Он опять задумался.
— Слегка будет жаль златовласую, — прошептал он.
— Мне кажется, — проговорил я, — что ваша милость будете по ней скучать не больше, чем она по вам.
Я пожал плечами.
— Ну и что, — усмехнулся он презрительно, — лишь бы, когда приду, у неё была улыбка по первому знаку.
— Пора бы уже жениться, так же как и на войну идти, — прибавил я, — с этим было бы здоровей и безопасней.
— Ты, пожалуй, не видишь того, — прибавил он со с смехом, — что мы все не созданы для женитьбы. Владиславу Чешскому давно пора жениться, а он не думает. Наш покойный Казимир имени женщины не хотел слышать, и я, — тут он прыснул смехом, — и я также.
— Всё же на этом когда-нибудь нужно будет закончить.
— Нет, я никогда жениться не думаю, — ответил он решительно. — Взяв одну, пришлось бы за ней следить, предпочитаю их иметь больше, но оставаться свободным. Но вернёмся к татарам, — сказал он. — Завтра я скажу матери, что мне захотелось идти воевать… посмотрим.
Королева Елизавета как мать была очень привязана к своим детям, но была пани большого ума и амбиций. Ольбрахта, как самого многообещающего остроумием, любила и бдила над ним; вероятно, отправлять его на войну она не очень хотела, но в ней также откликнулась панская и рыцарская кровь. Она обняла сына, когда он ей это объявил.