Иди со мной

22
18
20
22
24
26
28
30

На снимке была Кейт под белой простынкой, в голове у нее была дыра.

- Ее уже убили. Хочешь быть следующей?

О надежде

На лице Кейт застыла ее вечная нервность, глаза у нее были открытыми, словно бы она готовилась закричать, в дыре на лбу остались волокна ваты.

Мать не дала себя запугать. Она найдет отца, или ее застрелят, так она думала. У администратора взяла почтовую бумагу с конвертами и у себя в номере написала письмо в советское посольство. В нем она кратко изложила, что случилось, начиная с американца и бегства из Гдыни, вплоть до катастрофической операции в Вене с исчезнувшим отцом и трупом агентессы, и тут же упомянула, что под Вотивкирхе крутился Игорь Иванович Едунов.

Мать потребовала встречи с ним и погрозила, что в случае отказа, она отправится на радио, в газеты и на телевидение. И люди узнают, что капитан советского военно-морского флота пропал бесследно, а всем на это насрать.

Да, да, тот самый капитан, которого в СССР приговорили к смертной казни, а вообще-то у него новая личность. Очень хитроумно, мамочка.

Стонал лифт, за стенкой гости занимались любовью, выпивали и гонялись с детьми по большим комнатам, а мать, попеременно, чувствовала себя то бессильной, то всемогущей.

Ночью она переписала письмо, чтобы оно звучало по-деловому и грозно. Мать опасалась, что ее посчитают истеричной дуррой. Как мне кажется, она выписала себе билет в желтый дом. К счастью, никто его не прочитал.

Утром Уолтер, который выглядел так, словно бы всю ночь отбивался от волчьей стаи, сунул маме билет в Вашингтон. Самолет взлетал в полдень.

- Я возвращаюсь или с Колей, или вообще никуда не лечу, - так я ему сказала. И еще попугала международным скандалом.

Уолтер на это даже не поднял глаз. Сделаешь так, как пожелаешь, так он сказал.

Мать вернулась к себе в номер, и до нее дошло, почему Уолтер был таким спокойным. Номер был выпотрошен. Все ящики были выдвинуты. Ковер свернули в рулон. Исчезло письмо в обеих версиях, паспорт, водительские права, все бабки и бижутерия – это на тот случай, если бы она хотела продать побрякушки. Мать снова сбежала бегом в ресторан.

- Я обязан тебя защищать, - сказал Уолтер.

Мать заметила, что с Кейт у него прошло великолепно. Злость не приносила облегчения, мне, кстати, она тоже не приносит, лично я делился бы переполняющей меня злостью, тогда я хочу пройти через город, где встречу тебя или тебя, и свалю на землю коротким прямым, кулаком, выстреленным из свертывающегося от злости тела, схвачу за шею, из уст в уста потечет кипящая желчь, именно так хочу я сделать, и как раз так и сделаю, раз работа уже не помогает, и даже на себя посматриваю со страхом, а ведь себе я всегда верил. Я только пытаюсь написать, что прекрасно чувствую опустошенность моей мамы, когда она собирала те вещи, которых у нее не отобрали, сброшенную от папочки кожу: второй костюм, белые майки, пояс с медной пряжкой, гребешок из сандалового дерева, ту кисточку для бритья из барсучьей шерсти.

Уолтер выписал маму из гостиницы и помог с вещами. Она пошла, потому что опасалась того, что погибнет, что ее сотрут, будто ошибку в фамилии, никогда не было никакой Хелены Барской, давным-давно нет уже Хелены Крефт. В зале ожидания она вновь получила свой паспорт и бижутерию. По конвейерам двигались чемоданы, набитые праздничными подарками. В самолете спиртное лилось рекой, все курили. Место рядом с матерью зияло пустотой.

В Штатах, в аэропорту маму перенял верный и влюбленный Арнольд Блейк. В объятиях он удерживал ее дольше необходимого. И еще он поклялся, что найдут старика вместе.

О вопле

Рассказ протекает сквозь пальцы, на ладони остается крик.

Все здесь вопят.