Из гостиницы до Вотивкирхе неспешным шагом было идти полчаса. По дороге она заглядывала в пивные и рестораны, показывала там фотографию, спрашивала: не заходил ли вчера такой вот великан, русский, медведь. Если бы она знала немецкий язык, наверняка дело пошло бы лучше.
Каменные дома слепили белизной, короли на цоколях дрожали от холода. Старик был везде, он протискивался за ней в узенькие проемы улиц, пугал в лицах проходящих мимо мужчин и жестах официантов. Ухваченный краем глаза, он тут же исчезал, лишь только мама поворачивала голову.
От самой гостиницы за ней ехал черный автомобиль. Где-то минут через десять он свернул в боковую улицу, а его заменил тип в подбитой ватой куртке. Мама исчезала в пивных, а он ожидал ее, делая вид, будто читает газету, совсем как в кино семидесятых годов.
Мать смеется, что хотела пригласить его на кофе, направилась в его сторону – и тот сбежал.
Обетная церковь походила на присыпанного снегом ящера. Верующие посетители знали об отце столько же, что и в предыдущий раз, так что мама свернула в парк, к собакам. Ей вспомнился Бурбон.
На лавке напротив церкви сидел тот же нищий, что дремал здесь и вчера. Он взял снимок двумя пальцами, нашел очки без дужки и долго вглядывался. Потом кивнул седой башкой: ну да, похожего он видел.
Мама засыпала его вопросами на всех известных ей языках. Еще раз, чисто для уверенности описала отца: седеющий мужик в пальто из ламы, очень высокий.
Дедок буркнул что-то по-немецки, собрал свое барахло и удрал.
Хотя мать языка и не знала, смысл высказывания поняла. Тот тип, которого нищий видел под церковью, был нормального роста. Но у него была больная рука.
Мама вернулась в гостиницу и стала раздумывать, что же дальше. Чувствовала она себя бессильной и напуганной. Если старика похитили русские, почему ей никто ничего не сказал? Еще она рассчитывала на то, что продолжаются какие-то переговоры, что кто-то там оценивает стоимость папы. И дергалась между страхом и надеждой.
Еще раз мать перебрала багаж отца в поисках какого-нибудь указания. Пролистала роман, который он читал, что-то там про типа, который пришел с холода[72], она даже прогревала странички зажигалкой в поисках тайных записей. Шпионы такие любят.
Мать немного посидела с романом в руках, взяла его и спустилась бегом к администратору.
Там она наврала, что-то по-английски, остальное языком жестов, что новый приятель, некий Уолтер или Вальтер, оставил эту книжку и вот сейчас, наверняка, ее разыскивает. Она и сама отнесла бы, вот только забыла, в каком тот проживает номере. Дежурная предложила свою помощь и сама пожелала пойти отдать книжку, на что мама притворилась дурочкой и дала понять, что Уолтер-Вальтер, похоже, специально оставил эту дурацкую книжку, так что они засмеялись, красавица-мама и красавица дежурная администраторша.
Уолтер жил этажом выше, и он здорово удивился, застав мать перед дверью своего номера. Он запутался в собственном халате, но вовнутрь впустил.
В номере работал бобинный магнитофон, на кровати валялись какие-то долота, кабеля, ключи-трещетки, коробки с рукоятками; у самого Уолтера на подбородке были кофейные пятна, а еще он размахивал блокнотом.
Мама не призналась, что знает про Едунова, а только лишь устроила скандал. Где отец? Почему никто ей ничего не говорит? Каким чудом они его потеряли, ведь это же мужик в два метра ростом, а не ключи от квартиры.
Непрерывно звонил телефон. Уолтер не поднимал трубку и постоянно повторял, что они пытаются защитить ее. Отца, по его словам, не было ни в какой больнице, морге или в полицейском участке. После этого Уолтер вытер рожу и и промычал, что ей купили билеты, завтра мама возвращается домой.
Та на это ответила, что не может быть и речи. Она останется здесь, пока старик не возвратится. Сама пойдет в полицию или даже в советское посольство. Обратится в газеты. Наймет частного детектива. Если возникнет такая необходимость, обклеит весь город фотографиями отца; и, скорее уж, покончит с собой, чем войдет на борт самолета.
По мнению Уолтера, они говорили именно о самоубийстве. Мать кричала, Уолтер пытался ее успокоить. Мужчина кинул ее на кровать, схватил за запястья. Просил, чтобы мать его выслушала. Наконец, вытащил откуда-то снимок, сделанный поляроидом, и сунул его матери под нос.
ebooksa