- Что стало с тем мальчишкой? – размышляет моя сентиментальная мама. Она считает, что всякая память после человека раньше или позже пропадет, и ничего мы с этим не сделаем.
По мнению Клары, именно для того она эту историю и рассказывает: желая жить чуть подольше, вновь обретая молодость в своих собственных словах.
На чердаке они обнаружили диван в стиле Людовика, шахматный столик, идеальный под коньяк, и раскладной стульчик, на котором никто не желал сидеть. Мама выплескивает из себя все те названия, которые значат столько же, сколько кусок свинца с тряпочкой.
Всю мебель, включая и небольшой бар для отца, стащил с чердака сам Платон, хотя мать и хотела помочь. Он сказал, что это не занятие для девушки, и чуть ли не свалился с лестницы. Ноги ему запутывала водка.
За саженцами поехали под Городской Рынок. Перед входом там стояли подводы. С них продавали яйца, масло и молоко в жестяных флягах, а еще скатанные ковры и штаны з Америки. Беззубые бабы в укороченных куртках считали бабки, на веревках дергались туда-сюда поросята, стучали деревянные башмаки.
- Там у них были розы, гортензии, бегонии. К сожалению, с саженцами очень легко обмануть, - рассказывает мама, надевая мину знатока. – Нам подсовывали такие, у которых уже корешок засох, побегов было мало, вредители обгрызли так, чт листочки пожелтели, с этими саженцами нужен глаз да глаз.
В конце концов, все необходимое нашла. Торговка хотела очень дорого.
Мать, мастерица искусства отречений, попыталась понять то, что потратила половину дня, и теперь еще вернется без цветов. Старик бабок подбрасывал, но все поглотила вилла.
Она попросила Платона смотаться с ней на Пагед, на базар отвезла лимоны от старика, дала их бабе, и на Каменную Гору вернулась с саженцами. Наконец-то эти цитрусовые послужили чему-то большему, чем просто лакомству. За домом она вскопала и распушила землю и начала садить.
- Все это было весьма трогательно, - прибавляет она. – Впервые я строила дом, причем, для кого-то. Раньше я просто не знала, как это бывает. Мне так хотелось, чтобы Коля был у себя дома, летом сидел на террасе, выпивал, пялился на море и курил свои папиросы. Пускай это будет его место на земле, пускай ничего другого не ищет. Мы даже достали пляжный зонтик и два садовых кресла после немцев; короче, Платон уже собрался уходить, а я его еще послала в гастроном на Швентояньскую, чтобы он купил Коле ту водку, которую тот любил.
У старика же было иное мнение по данному вопросу, поэтому он злился. Он бурчал, ворчал и давал понять, что его мучит одиночество.
Мать училась, работала, отмывала террасу от ржавых следов от клеток и сражалась с запахом енотов, а он тащил ее на танцы или в гостиницу, даже пугал, что отберет Платона и громко жалел об аренде этой чертовой виллы. Из счастья несчастье вышло, так он говорил.
А мать на все это – а ничего. Сыпала чай в коробочки из-под конфет и смазывала замки, без слова и явной злости, так что из отца наконец-то выходил воздух, он садился и не знал, что с собой поделать, так по-дурацки он себя чувствовал.
- Он извинялся, как только русский умеет, - прибавляет мама и радостно излагает, как такие извинения выглядели.
Я даже привыкаю к ее непристойным рассказикам, но тут их не приведу.
Кухня сияла, в постели ожидало свежее белье, под вешалкой в прихожей старик мог ставить свои начищенные сапоги. В небольшом баре ожидали стаканы из толстого стекла. Мать вышла на террасу, упала на стульчик, поглядела на сад, на все те розы и гортензии. Поняла, чего-то не хватает.
Ей хотелось чего-то вечного, неуничтожимого, под размер их большой любви.
Она позвала Платона, и они поехали на рынок. Вернулись с деревцом.
Платон приготовил яму. Копал так, что ему даже захотелось заняться муштрой.
Мать влила туда удобрение из крапивы и посадила деревце. Подрезала ветки и культи покрасила известью. Каштан доставал ей почти что под подбородок. Теперь, через шестьдесят лет, я едва смогу охватить ствол, дерево выросло выше крыши, так что соседи злятся и просят подрезать ветки. В нем имеется глубокое дупло, наполненное паутиной и листьями, весной он буквально взрывается белизной, а осенью на нем взбухают колючие зеленые шарики, и все буквально вибрирует жизнью. В ветках чем-то занимаются белки, куницы, дрозды. Мать стучит пальцем по стеклу и говорит:
ebooksa