Иди со мной

22
18
20
22
24
26
28
30

При случае, я снова заловил ее на лжи.

Ее рассказ колышет и втягивает, а я же хочу знать про отца и о том, что она сама вытворяла, когда была молодой; я слушаю, бреду за ее словами, начинаю верить в старика, в американца и Платона, тону во всей этой байде, пока вдруг что-то не начинает колоть, давить и я возвращаюсь к действительности.

Мать утверждает, что была на первом рок-концерте в Польше, это когда группа Rythm & Blues выступил в кафе "Рыжий Кот".

Проверяю в Сети: да, нечто подобное случилось. Барак от этой пивнушки пугает в Гданьске до сих пор.

Попали они туда случайно. В газете было написано, что на концерте будет представлена музыка угнетенных крестьян и рабочих из Америки, только более современная. Скрипку заменила электрическая гитара, во всяком случае, вечер никак не ассоциировался с капиталистической эксплуатацией. Мать хотела пойти, старик после некоторого сопротивления сдался. Он плавал по свету, про рок-н-ролл кое-чего слышал, но пришел к выводу, что это только вопли.

Они поехали в Гданьск. Перед входом заведение ожидало немного бунтующей молодежи, и старик в своем черном костюме выделялся и даже пробуждал панику. Билеты тут же нашлись.

В средине гремел джаз. Невозможно было протолкаться к джук-боксу[45] или хотя бы к бару. Старик принял на себя это задание и с громадным трудом добился победы. Народ занял абсолютно все места, кто-то свисал с антресолей, так что мои родители уселись на полу с пепельницей, бутылкой вина и бокалами.

Группа настраивалась на сцене. У нее имелся саксофон, контрабас, две гитары, в том числе и электрическая[46]. Старик сразу же схватил бутылку и допытывался, когда же они заиграют.

- Ну, дорогой мой сынок, они и заиграли, и было это как самый настоящий удар молнии, - мама тронута воспоминаниями и макает губы в коньяке. – Я вообще понятия не имела, что так можно играть; все это слушалось ухом и животом, все тело рвалось танцевать, оно тянулось к этой музыке, веселой будто дождь и более могучей, чем шторм. Да, я танцевала так, что у меня в коленках выросли крылья, и я желала, по-настоящему хотела вынести эти звуки на улицу, чтобы все их услышали.

Девахи пищали, булькал контрабас, у ударника был сломанный нос, палочки он держал, словно колбасу, повсюду было много дыма, а мать размахивала пиджаком отца над головой, старик же постоянно терял ритм.

После концерта, совершенно пропотевшие, они отправились на осетра, и вот в это одно – в рыбу – я все-таки верю. Отец заглотал свою порцию в пару кусков и милостиво заявил, что концерт был даже сносный, вот только слишком хаотичным. Опять же, под такое молотилово трудно танцевать. Рок-н-ролл пройдет быстрее, чем буги-вуги, это он так заявил. Мать над ним смеялась.

Хотелось бы увидеть ее, молоденькую, в такую минуту. А еще сильнее – танцующую с тем пиджаком. И его, старика, тоже.

Жаль, что все это неправда, что ничего такого не случилось.

О мгновениях для себя

С Кларой разговариваю обо всей этой лжи уже вечером, значительно позже визита у матери. Мы закрыли "Фернандо" и возвращаемся на Витомино, жена сидит на пассажирском сидении, положив ноги на распределительную панель.

На кухне я работаю практически до конца, заказы мы принимаем за полчаса до закрытия, как правило, их делает подвыпивший, запоздавший клиент или умеренно влюбленная парочка, которой надо накушаться. Я реализую талончик заказа, сбрасываю вилки, кастрюли, орудия труда в мойку, чищу столешницы, разделочные доски, ящики и пол. Меня мог бы выручить и Куба, только он не сделает этого так хорошо, как я; мне не хочется делать ему неприятностей, и все же делаю это сам.

По-моему, об этом я уже писал; Клара управляет нашим рестораном, она следит за финансовыми расчетами, после обеда заказывает полуфабрикаты на следующий день, два раза в неделю – мясо, потому домой возвращается рано, но иногда остается. Ожидает за столиком, стучит в клавиши телефона, а я копаюсь. В это время Олаф, наверняка, играет без всякой меры, влезает на стул, снимает "нутеллу" с верхней полки и лопает ее пальцами, не отрывая глаз от стримеров. Тольлко на это несколько наплевать, потому что нас ожидает мгновение для себя.

Таких мгновений мало. В уик-энды я с самого утра в ресторане, по понедельникам и вторникам мы открываемся в два дня, но к восьми отправляем Олафа в школу, вечерами Клара садится за бумаги, ну и еще у нее имеется своя йога, от которой она не откажется, что бы там не случилось. Сам я тогда ловил минуты расслабухи, но сейчас пишу.

Клара просит, чтобы сегодня я позабыл о писанине, мы торгуемся, отираясь друг о друга, словно две притертые детали старой машины. Я обещаю, что в двенадцать буду в кровати, проверяю, уже начало второго ночи, так что вышло как обычно.