Допрашивающие записывали каждое ее слово и пытались сбить ее с толку разными штучками, которые она наверняка бы узнала, если бы знала тогда фильмы с Бондом и читала книги Фредерика Форсайта. Мать обожает приключенческую литературу и шпионские фильмы.
Как-то раз ее продержали без еды целый день. В другой раз напихали креветками со льда и накачали бурбоном. Какой-то еще раз офицеры притворялись, будто бы ссорятся.
Она же, на голубом глазу, рассказывала о своей огромной любви и трудах жизни по ту сторону железного занавеса. Она сознательно выбрала свободу, поскольку всегда мечтала только лишь о том, чтобы жить в Штатах.
Старик же очаровывал историями об испытываемых в СССР ракетах, которые летают низко-низко, вне зоны действия радаров. Еще он посоветовал им, новым своим друзьям, быть поосторожнее с рыбацкими шхунами. Они же плавали себе свободно по всей Атлантике, исследуя структуру американского флота, его вооружение, а все видели их в заднице. Так никто там ничего не ловит, прибавил мой восхищенный старик, рыбу грузят на эти шхуны в Нарве, Хаапсале и в Таллине.
Все это выслушивал некий Арнольд Блейк, мохнатый игрушечный мишка лет пятидесяти, агент разведки, делегированный для работы с родителями. Раньше он, вроде как, контрабандой вывозил нацистов из Европы. Он носил ковбойские галстуки и дорогие наручные часы. Он много говорил о жене, не пил, не курил и часто проводил обследования собственного сердца. В связи с этим старик сомневался вслух, а можно ли его вообще считать человеком.
Договор с матерью выглядит вроде бы как просто: на операцию она пойдет, когда закончит свою историю. Она боится того, что умрет, прежде чем успеет рассказать, что же было дальше.
Я и вправду мог бы с этим жить.
Она же ведет себя как тонущая, которая отбрасывает спасательный круг, потому что, видите ли, он не такого, как следует, цвета, хотя вода уже заливает ей рот.
- Впрочем, я разговаривала с тем своим врачом, они могут оперировать не раньше, чем под конец недели.
Ну что же, я тоже разговаривал. Он только развел руками.
Подобное состояние вещей несет за собой серьезные последствия; как-нибудь я дойду до них, как-то опишу, пока же не знаю, к чему обратиться. Выражаю согласие, поскольку уменя нет выхода, и только прошу мать, чтобы она излагала историю с сокращениями. Только поскорее. Времени нет. Что случилось с отцом? Его забрали на Сатурн?
Взамен мать заливает меня потоками чепухи.
Отсюда и Арнольд Блейк, какой-то Форсберг и детали допросов.
Когда-то она такой не была. Мать любила конкретные факты и терпеть не могла любого, который представлял свою трассу из дома на автобусную остановку, будто какую-нибудь одиссею. Каждый из вас знает таких. Они часами болтают о своих увлекательных проблемах, о родственниках и приключениях в аптеке.
С яростью и печалью до меня дошло, то мать присоединилась к этому кругу. Опухоль вытолкала из ее души остатки молодости.
Вот она и мелет всякую чушь, как будто бы у меня есть время только лишь на это.
Короче, я узнал, что им предоставили новый дом всего лишь после года допросов. Жили они уже вдвоем, без всяких охранников. Дом стоял среди деревьев в предместьях Крофтона в штате Мериленд, неподалеку от Вашингтона. Была это, как слышу, простая халупа в американском стиле, созданная для толстяков с их громадными автомобилями и чудовищным потомством; белая, выше чем блочные двухэтажные дома на Пагеде.
Мать взялась за обустройство этого большого гнезда, и в ее рассказ вливается двойной слив, камин и округлый холодильник с рычагом. Чертовски увлекательно, мама. В закупках им помогал сам Арнольд Блейк, который именовал себя другом семьи, поскольку мог ездить со стариком в окрестности Геттисбурга, где они стреляли фазанов и вилорогих антилоп.
В папочке нарастала охотничья манечка, но это уже другое дело.
ebooksa