Мать снова рассказывает про всяческие безобразия, которые вытворяла со стариком; по ее мнению, секс – это самая замечательная штука на свете, а папочка на этом поле достиг истинно чемпионских высот. Под конец я говорю ей, что о некоторых вещах мне лучше было бы и не знать, а она спрашивает: я что, из ризницы сбежал.
- Лично я этого не стыжусь, - говорит восьмидесятилетняя бабка с раком в седой голове.
Американцы притащили два различных детектора лжи, поначалу подключили старика, потом мать. У нее проверяли пульс, кровяное давление и выделение пота. Задавали все время одни и те же вопросы, частично бессмысленные, а частично очень даже по делу. Как звали ее детскую подружку? Были ли у них в доме какие-нибудь животные? Подделывала ли она когда-либо документы? Ссорилась ли когда-либо со своим начальником?
Во время этих исследований мать представляла, что разыгрывает исключительно длинную партию в ремик. Старик умолял ее молчать про американца. Он шептал ей это, потому что повсюду была установлена подслушка.
Мама, которой было скучно и которой осточертел весь этот маскарад, спросила наконец, почему бы им не рассказать всей правды. Старик возмутился. Да что ей в голову стукнуло?
- С неба свалился их секретный проект, - тихо сообщил он. – Нас убьют, потому что мы об этом знаем.
Вообще-то говоря, их и вправду могли застрелить. Тогда бы не было бы меня, шума в голове, судорог в икрах, равно как и этой дурацкой истории. Только родителей могла убить, в основном, скука, ну или сердечный приступ.
Наконец их перевезли на военный аэродром. Летели они только вдвоем. Обслуга разносила остывший кофе и бутерброды. В течение всего полета над Атлантикой самолет ужасно трясся.
Мать держала отца за руку. Она спросила, что их ожидает в той Америке.
- Одни только хорошие вещи, - обещал отец.
Сам он выпил три порции ликера и до самого конца полета спал.
В жизни я никогда не видела стольких людей в темных очках. Такое вот у нее первое воспоминание об Америке – мужчины в аэропорту, на улице, в аптеках и ресторанах будто ослеплены солнцем.
Она вспоминает цвета, все те каскады ярких вывесок и неоновых реклам на домах, от которых буквально болели глаза. Она боялась автомобилей, движущихся по восьми полосам. Они везли байдарки на крышах и тянули лодки побольше. Она рассказывает об этом так, словно бы я не видел ни одного фильма, снятого в Соединенных Штатах.
Я вас не обманываю.
Рак исчезнет, а вместе с ним – и эта история, а я снова обрету свою мать.
Пишу, поскольку при этом меньше боюсь, но и ищу дыры в ее рассказе, те выходные раны, через которые прыщет ложь. Я даже представляю себе, именно сейчас, в час ночи, как показываю вылеченной маме эти записки, и мы с ней вместе смеемся над выдуманными ею глупостями.
Из аэропорта их отвезли в следующее убежище. То был одноэтажный домик в штате Мериленд, вросший в похожие деревянные домики, с двориком, открытым на сосновый лес, где было полно серебристых белок.
В доме их ожидали радиоприемник, бобинный магнитофон, шахматы, карты и "Монополия", правил которой старик так никогда и не понял. Зато он полюбил поставленный в подвале стол для пинг-понга. Он часами играл с мамой и с офицерами, которые охраняли семью. Сам он еще не слишком хорошо говорил по-английски, но хорошенько намутил им в головах на языке жестов так, что те бегали для него за скотчем, "будвайзером" и сигаретами "лаки страйк" без фильтра, в мягкой пачке.
Мама развлекалась тем, что подсчитывала вопросы, которые им задавали в ходе допросов. На пятнадцати тысячах сбилась.
ebooksa