Я прекрасно его понимаю, потому что и сам не проявляю страха.
Лестница маме уже надоела, она тянет меня вниз, мы проходим мимо пациентов в пижамных куртках и брюках.
Проснулась она на рассвете, отец уже вышел, зато на его месте в кресле возле окна сидел Платон. Заложив ногу на ногу, он лузгал семечки.
Плевался шелухой, облизывал короткие, черные пальцы, передняя часть шеи у него дрожала, словно бы он хранил там что-то живое, и он ни разу не поглядел на мать.
- Он нашел меня и там. В принципе, а чему удивляться, - говорит мама без удивления, словно бы речь шла о повестке от судебного исполнителя.
И все же, с утра до вечера она прогуливалась по Норфолку, вдоль старинных парусников, пришвартованных у берега, в шуме стартующих самолетов, а ее сопровождали улыбки и свист моряков в белых мундирах.
Старик торчал в офицерском кафетерии среди громадных зеркал и старинных часов, под меню, написанным мелом на черной доске, окруженный восхищенными ним офицерами. Говорили они о войне и славянских девушках. И одна из них как раз и пришла. Старик традиционно схватил ее и начал обнимать, представил всем и сообщил, что рейс прошел превосходно; возможно, что судно для постоянного командования ему и не дадут, зато супердолжность в центральном аппарате разведки ему уже гарантировали, а все благодаря маме, ее терпеливой любви.
Нужно только выполнить одну секретную мелочь, прибавил он, целуя маму в щеки.
Мать напрасно пыталась вытащить из отца, что имеется в виду, и долго напоминала про поездку в Филадельфию. В конце концов, они поехали туда с Бурбоном на заднем сидении.
В бюро на диплом поглядели криво и потребовали справку из учебного заведения в Гданьске, чтобы удостовериться, что мать вообще там училась. Этого обойти никак было нельзя, помимо того, у нее была уже другая фамилия, и в этом, похоже, была главная проблема.
- Я так и вижу, как тот старый пердун Альберт Шолль высылает мне что-либо за океан.
Уставшая мать присаживается на возвышении у одноэтажного здания больничного архива, перед въездной площадкой карет скорой помощи. Она болтает ногами в воздухе и насмехается над давними проблемами.
А никому не нужный диплом она сожгла за домом.
Платона она видела еще много лет.
Мать упоминала об этом пару раз, мне казалось, что я плохо расслышал, или это она чего-то попутала. Но нет. На прогулке она уклончиво сообщает о своих встречах с духом и просит, чтобы я заскочил в продовольственный магазин за бутылкой яблочного уксуса.
Мы прогуливаемся вокруг больницы, нашу беседу сопровождает стук падающих каштанов.
Я иду за тем уксусом, особенно не спешу, зная, что мать сопровождает меня взглядом, ожидая, когда я исчезну за углом больничного здания, вытаскивает пачку ментоловых LM из кармана халата и затягивается так, что голова кружится.
Возвращаюсь с той бутылкой, мама просит, чтобы мы сходили в "Инмедио". Там у них имеется миниатюрная кафешка.
Мать шатается по всей той больнице, со всеми знакомится, проверяет структуру эвакуационных выходов и устанавливает дружбу с охраной. В "Инмедио" имеются хот-доги, круассаны и масса сладостей: драже, шоколад, рогалики и батончики. В очереди стоят медсестрички и один пациент после нефростомии, пластиковые мешочки болтаются у него на поясе, словно кошельки с гульденами, в одном золотится моча, в другом хлюпает кровь.
ebooksa