Христианская альтернатива революционным потрясениям в России. Избранные сочинения 1904–1907 годов

22
18
20
22
24
26
28
30

Что же мешает нам быть сознательно верующими? – Всего более – самодовольство наше. Мы очень малого требуем от себя в этом направлении. Мы даже не ставим себе вопроса, интересовавшего ветхозаветного человека: «Какая главная заповедь в законе?» А ведь мы знаем ответ на этот вопрос, ответ, данный Тем, Которого мы признаём Сыном Божиим, Светом от Света Небесного, Спасителем мира и Вечным Главою Церкви. Для нас несомненно, что любовь к Богу и братолюбие при свете любви к Богу, любовь, доходящая до самоотвержения добровольных страданий и смерти крестной, если это нужно для торжества любви и верности правде и добру, по слову Сказавшего: «да любите друг друга; как Я возлюбил вас… По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою»[50], для нас несомненно, что в этом главная заповедь, в этом вечная основа веры и жизни, её животворящий дух. Для нас простая логика веры, что в жизни христианство должно быть «верою, действующею любовью», что весь строй жизни, все отношения и все роды труда должны быть стройно организованы на той же основе веры, действующей любовью, мира и единения в братолюбии.

Что сделано нами, чтобы это было действительно так, чтобы эту простую истину поняли дети наши, чтобы эту азбуку веры могли прочесть в жизни нашей! Сознательной веры у нас не хватает даже на то, чтобы не нужно было объяснять и доказывать нам это. Мы так мало любим Бога Живого, так далеки от любви к Нему «всем разумением», что не разумеем даже и эту первую букву откровения Его. «Если бы Я не пришёл и не говорил им, то не имели бы греха, а теперь не имеют извинения в грехе своём. <…>…И видели, и возненавидели и Меня, и Отца Моего!»[51] Сознательной веры не хватает на то, чтобы, считая себя не только верующими, но и правоверными, не быть только врагами Бога и правды Его, отрицая эту первую букву правды Его, не признавая за собой нравственной обязанности быть логичными и последовательными по отношению к ней, осуществляя правду веры, действующей любовью, правду мира и братства в жизни!

Формул отречения от главной заповеди Христовой множество. Прежде, чем перечислять главные из них, считаю нужным сделать несколько предварительных оговорок. В настоящее время до того забыто ответственное значение мирян в церкви, до того забыты и права, и обязанности, соответственно тому нам принадлежащие, что каждый раз, когда говорят о нестроениях жизни церковной, это понимается как осуждение духовенства. Одно духовенство считают за церковь, на него одного и возлагают всю ответственность за все нестроения жизни на лоне церкви. Это тоже одно из наиболее ярких проявлений отсутствия церковного самосознания. Нисколько не только не отрицая, но и не умаляя ни значения, ни громадной ответственности в жизни церкви духовенства, я не могу не сознавать, не упраздняя самого понятия о церкви, что и мы, миряне, составляем очень важную и очень ответственную часть церкви, имеем в ней свои права, а следовательно, и свою ответственность. Непонимание этой азбуки церковного самосознания приводит к самым скорбным последствиям: совершенному равнодушию к правде жизни церковной одних и отделению от церкви других, когда они, пробуждаясь к жизни религиозной, жаждут лучшего, смешивают понятие о церкви с рутиной жизни большинства верующих, возлагают ответственность за эту рутину на духовенство, а духовенство отождествляют с самой церковью. Об этом одновременном отсутствии и христианского, и церковного самосознания громко говорит факт быстрого увеличения числа отщепенцев от церкви, громадное количество сект с их бесчисленными подразделениями.

Именно с этой точки зрения я часто слышал осуждение всего, что говорил и делал на пользу церкви, побуждаемый сознанием моих нравственных обязанностей в качестве ответственного члена её, и ревностью о правде её и благе её. Осуждая меня, подразумевали, что я, как мирянин, берусь не за своё дело, и во всём, что я говорил, видели порицание духовенства. Отождествляя духовенство с церковью, по этому поводу давали мне укоризненное название «исправителя церкви». Не отрицая, что всё, что я говорю своим братьям мирянам, не в меньшей, а в большей степени касается духовных пастырей церкви, нравственная ответственность которых для меня тем более велика, чем более я признаю действенность таинства священства, я, однако, призывая всех не других судить, как бы эти другие не были виновны, а самим каяться и собственную жизнь исправлять, остаюсь верным этому началу во всех моих сочинениях и во всей моей деятельности. Будучи мирянином, я больше всего думал о нравственных обязанностях мирян, обращался по преимуществу к моим братьям мирянам и ничего им не предлагал такого, чего раньше от самого себя не потребовал и в собственной жизни не осуществил по мере сил и разумения. Если попутно я затрагивал и совесть духовенства, говорил то, что целиком было приложимо и к нему, я могу только радоваться тому и благодарить Господа, что и для духовенства труды мои не бесполезны. Оно и быть не могло иначе: Правда Божия одна для всех.

То, что верно для мирян, к которым я обращаюсь, стараясь в них во благо церкви и по долгу братской любви пробудить церковное самосознание, не в меньшей мере верно и по отношению к духовенству Тем не менее всё, что я пишу и делаю, направлено не на осуждение, призывает не к борьбе, не к вражде и разъединению, а к дружному созиданию правды и добра в жизни, без попрёков и пререканий о том, кто более виновен. Во всяком случае, я слишком сознательно отношусь к вере и церкви, чтобы смешивать церковь с рутиной жизни духовенства и мирян, чтобы не понимать, что Церковь исправлять нельзя, а можно и должно исправлять жизнь нашу на лоне Церкви, когда жизнь эта является соблазном на непонимание Божией правды и даже на вражду против Бога, вместо того, чтобы быть живой проповедью правды Божией в жизни и вести к прославлению Отца Нашего Небесного.

Есть и ещё одно недоразумение, которого я желал бы избегнуть, предупредив тем и возможность неверных толкований всего, что я имею сказать. Восстановляя жизненное значение и жизненную правду верховного, царственного, по выражению апостола, закона о любви к Богу и братолюбия, мне придётся протестовать против подмены этого закона иным в рутине жизни. Прошу помнить, что я не отрицаю это «иное», не протестую против законных прав этого «иного» в жизни церкви, а только восстановляю гармонию отношений между «царственным законом любви» и всем «иным» остальным, делаю это не от себя, а только повинуясь заветам Единого Учителя и Вечного Главы Церкви. Прошу помнить, что я не протестант ни в каком смысле слова, не протестую ни против какой буквы предания или обряда, тем более не требую упразднения какой-либо буквы, а только напоминаю, что всякая буква становится мертвящей, когда её противополагают животворящему духу царственного закона любви, когда из этой буквы творят себе кумира, успокаивая совесть свою на соблюдение этой буквы и тем извиняя свою измену, свою вражду против

Бога Живого и правды Его в умах, сердцах и жизни. Пусть помнят те, кто по этому поводу будет осуждать меня, что не я установил это соотношение между духом животворящим и буквой мертвящей, между «царственным законом любви» и всем «иным», что можно ему противопоставить и предпочесть. Осуждение их будет осуждением Того, Кто этот закон поведал миру, Того, Кто этот закон положил в основу творения, будет с тем вместе и отречением от Него.

Итак, я не церковь хочу исправлять, а моих братьев-ми-рян призываю к церковному самосознанию и исправлению жизни своей, согласно правде церковной. Итак, я никакой буквы не отрицаю, а только призываю по завету Спасителя мира и Вечного Главы Церкви всё подчинить царственному закону любви, требовать от себя быть логичными и последовательными в деле честного осуществления этой высшей правды в жизни, перестать быть соблазном на непонимание правды Божией и вражду против Самого Бога Живого. Сделав все эти оговорки, необходимость которых я не раз скорбным опытом изведал, приступаю к перечислению главных видов фальсификации правоверия в жизни, того, на чём успокаивают совесть, чтобы не покаяться и не сотворить плодов, достойных покаяния.

Самая распространённая фальсификация правоверия состоит в убеждённом и самодовольном равнодушии к правде веры и правде жизни по вере. «Это не нашего ума дело» и «уж где нам грешным» – типичные формулы исповедания своей христианской и церковной безграмотности, полного отсутствия христианского и церковного самосознания, совершенного отречения от всех своих прав и обязанностей ответственных членов церкви. Это самый удобный и лёгкий способ жить как живётся, по прихотям своего злого, гордого и корыстного сердца, возлагая за то всю ответственность на тех, которых «это ума дело», которые должны за нас «не быть грешными», обязаны за нас ответить и в придачу вымолить нам, злым, корыстным и гордым, свободный вход в царство небесное. Именно такое отношение к вере и жизни подало повод одному врагу церкви выразиться так: «что такое правоверие – быть правоверным значит поклоняться доске, не рассуждая о том, что на этой доске нарисовано или написано». Конечно это глубоко несправедливо по отношению к истинной вере и истинной Церкви, но, не будем того отрицать, это глубоко справедливо по отношению к тем домашним врагам веры и Церкви, которые под личиной этого специфического смирения клевещут на веру и церковь, выдавая себя за правоверных христиан, на самом деле нимало не заботясь о верности Христу и царственному закону Церкви Его.

Очень близко к такому отношению к религии стоит саддукейское к ней отношение, когда ей придают чисто земные цели. «Такой порядок заведён. Того требует полиция. Это необходимо для благоустройства и благочиния. Чем заменить это для детей и для народа?!» Само собой разумеется, что и тут нет и тени живой веры и понимания жизненной правды её. Принимают букву веры, как принимают к исполнению и всякое другое полицейское распоряжение. Даже и в голову не приходит, чтобы нужно было согласовать мысли, чувства и жизнь с животворящим духом веры. Даже и в мысли не приходит, что этот животворящий дух реально существует на степени живой правды вечной и неизменной. Просто согласуются с буквой полицейского предписания и именно в тех размерах, в каких этого требует буква данного предписания. Именно это считают простым отношением к религии. Быть любящим Бога, быть «братолюбивым снежностью», быть логичным и последовательным в любви своей, стройно организуя жизнь на началах веры, действующей любовью, всё это оказывается им никаким циркуляром не предписано и потому, без нарушения благочиния, высмеивается ими, как наивная утопия и ни с чем не сообразное преувеличение. По их понятиям: не надо впадать в крайность. Крайности для них: отрицать букву полицейских циркуляров, что равносильно неприличному уличному скандалу, за который можно очутиться в неприличном положении человека, влекомого в участок. Другая крайность, не менее ими порицаемая: самостоятельное знание Откровения, понимание того, в Кого веруют, быть логичным и последовательным в вере, «до Христа дочитаться», поверить тому, что высшие заповеди, абсолютно обязательные для всех христиан, суть заповеди о любви к Богу и о мудрой любви к ближним, заповеди мира и братолюбия, требование быть по отношению к этим заповедям не «слушателями забывчивыми», а честными «исполнителями». Это сих точки зрения тоже крайность, нарушение благочиния их «безмятежного жития», требующее утомительной ломки в области рутины всего склада их ума и симпатий, всего уклада их жизни. А ведь религия для них только и есть одно из удобств жизненного обихода.

Если меня спросят, зачем я говорю об этих людях, обращаясь к верующим и говоря о верующих, – говорю о них потому, что «имя им легион», что они самоуверенно выдают себя за верующих и наивно признаются за таковых. Говорю о них потому, что они наложили клеймо своё на рутину жизни целых христианских народов, целых христианских стран, оклеветали веру, до неузнаваемости исказили жизненную правду её. Говорю о них потому, что им верят, будто вера ничего иного в себе не содержит, будто правда веры не превышает хаоса их понятий, симпатий и жизни, будто церковь мирится с нестроениями их корыстных дрязг и злобной суеты!

За ними следуют те, которые веруют, но не знают, в Кого веруют. На место Бога Живого, Единого, Истинного Бога и Христа Его творят себе кумира, бессознательно подменяя и правду Бога Истинного суевериями, соответствующими их ложному пониманию Творца. И они все считают себя правоверными, выдают свои суеверия за голос церкви и нестроения жизни своей за нормальный порядок жизни церковной.

В первых рядах стоят тут люди ветхозаветного склада: книжники и фарисеи, продолжающие «правоверно поклоняться Богу на горе сей», совершенно не понимая новозаветной обязанности поклоняться Ему везде «в духе и истине»[52]. Они продолжают бесконечно препираться о букве закона, стремясь достигать праведности подзаконной, по-прежнему возлагая надежды в деле спасения на богоугодное знание буквы догмата, на строгое соблюдение буквы обряда. Они знают страшный опыт истории, знают, что ветхозаветные книжники, при всех своих богословских знаниях в области закона и пророчеств, не узнали Живого Христа, Того Мессию, букву пророчеств о Котором они так тщательно изучали, готовые побить камнями всякого, кто не только отрицал бы, но только, по их мнению, неверно толковал бы священную букву закона. И они, эти ревнители закона, эти гордые своими богословскими знаниями книжники, не только не узнали Живого Мессию Христа, но возненавидели Его, оклеветали Его, издевались над Ним, предали Его на пропятие, в то же время, не входя в претор «да не осквернятся, но да ядят пасху», а потом, предпочтя Ему Варраву, кричали: «распни, распни Его, кровь Его на нас и на детях наших!»[53] И всё это случилось потому, что они чужды были животворящего духа закона, изучая мертвящую букву его, мертвящую именно потому, что она была не одухотворена духом животворящим, и они оставались «народом жестоковыйным, с медным лбом и сердцем необрезанным»[54], несмотря на то, что по букве были обрезаны и много трудов положили на изучение буквы закона.

Сколько их, этих ветхозаветных книжников, с умом и сердцем не крещённым. Они знают эту страшную страницу истории и не боятся того, что праведность их не превышает праведности ветхозаветных собратьев их. Для них по-прежнему важна буква веры в букву бытия Божия, а не животворящий дух веры в животворящий дух Бога Живого. И они остаются чужды этого животворящего духа, остаются чуждыми и животворящего духа правды Божией, правды Его царственного закона любви, сколько бы ни изучали букву Откровения, букву догмата, букву обряда. Чем более они учёны, чем более они авторитетны по своему общественному положению и всеми признанными заслугами в богословской науке, чем более они умны и красноречивы, чем более они влиятельны, тем более они зловредны, тем более они служат соблазном, бессознательно клевеща на Бога Истинного и на Церковь Его, бессознательно искажая жизненную правду веры, воображая, что ревнуют о Боге, о правде и о славе Его, воображая, что тем спасают себя и других.

На самом деле, оставаясь чуждыми животворящего духа правды любви Божией, они, говоря от имени церкви и являя собой в то же время языческий тип людей, совершенно чуждых всех христианских добродетелей: любви, кротости, смирения, великодушия, миролюбия и братолюбия, тот же языческий дух вносят и во все свои религиозные и нравственные понятия и во всю свою практическую деятельность, не узнавая Божие и ненавидя Божие во всех живых проявлениях Божия в жизни. Чуждые любви, они чужды и живого понимания царственного закона о любви. Быть «братолюбивым с нежностью» не составляет насущной потребности холодных и сухих сердец их. Если бы даже они в теории и признали бы обязательность для себя и всех христиан не только говорить о любви, но и стройно организовать всю жизнь во всей её целокупности семейных, социальных и трудовых отношений на основе этого высшего закона христианского откровения, они не нашли бы в себе сил осуществлять эту признаваемую букву, быть логичными и последовательными в жизни, не перестав быть самими собою, не перестав быть книжниками, чуждыми животворящего духа веры и любви, далёкими от алкания и жажды Божией правды любви. Пока они не покаются именно в том, что они книжники, гордые своими богословскими знаниями и верующими в букву писания наместо Бога Живого, Господь не совершит насилия над ними и не даст им благодати любви, которой они не дорожат, которая не имеет для них никакой цены в жизни. Без благодати любви они не получат и благодати разумения, не поймут самой сути творения Бога-Любви, самой сути жизненной правды откровения Его. Им только и остаётся изучать букву закона, без конца препираться о тонкостях богословских определений, никогда не приступая к осуществлению правды веры в жизни. Именно такое отношение к вере и жизни они выдают за правоверие, отпугивая от веры и отвращая от церкви всех тех, которые откажутся следовать за ними на пути этого бесцельного убивания времени в бесцельном изучении теории и в бесконечных спорах о теории религии без малейших попыток осуществления этой теории в практике обыденной жизни.

Не надо быть ученым богословом, чтобы принадлежать к этому направлению. К этому же направлению принадлежат и полуграмотные начётчики, все те, кто ожидает спасения от буквы правоверного знания, от верности букве правоверного догмата, не требуя от себя верности животворящему духу Бога Живого и высшему, царственному закону откровения Его, тем более не требуя от себя быть логичными и последовательными, быть верными этому животворящему духу в жизни.

Не менее ветхозаветно и не менее зловредно фарисейское отношение к религии, перенесение центра тяжести в деле веры с животворящего духа на букву строгого выполнения внешнего обряда. Напрасно и для них пережит был страшный, кровавый исторический опыт злодейского соучастия ветхозаветных фарисеев, ревновавших о богоугодных благочестивых упражнениях строгого соблюдения обрядности и в то же время возненавидевших, оклеветавших и предавших на распятие Самого Бога Живого в лице Единородного Сына Его, Его обвиняя в кощунстве и обрекая на смерть за несоблюдение субботы и иные «нарушения закона», обрекая Бога на позорную смерть во славу Божию!

И теперь они, как ветхозаветные братья их, облекают Христа в багряницу благолепия храмов и благолепия «богоугодных» дел своих, в то же время надевая на чело Его венец терновой вражды к животворящему духу Его верховного закона, ударяют Его по ланитам, плюют в Его лицо, издеваясь над «утопичными бреднями» завещанной Им правды мира и братства в жизни, ударяют тростью по терновому венцу Его и бичуют Живого Христа, преследуя клеветами и кознями своими Божие и Божиих. Напрасно прозвучали для них слова Спасителя мира: «Пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы» (Мф 9-13); «не входящее в уста сквернит человека, а исходящее из уст» и Его апостола: «царствие Божие не пища и питие, но праведность, и мир, и радость во святом духе» (Рим 14:17); «ибо во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью» (Гал 5:6); «Итак, никто да не осуждает вас за пищу или питие, или за какой-нибудь праздник… если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений, не прикасайся, не вкушай, не дотрагивайся» (Кол 2:16, 20, 21).

Они и теперь с тупым и каким-то ожесточённым упорством продолжают уверять, что христианство именно пища и питие, что правоверны не представители веры, действующей любовью, а строго соблюдающие постановления о пище и праздниках; продолжают уверять, что церковь, вопреки Спасителю мира и Вечному Главе Её – Христу, не признаёт более высшего, царственного закона о любви — законом высшим и царственным, на место его и выше его поставила множество мелких постановлений, требуя от верующих их соблюдения в большей мере, нежели соблюдения верховного, царственного закона о любви, в большей мере, нежели простой логики и последовательности этому верховному закону в практике жизни личной, семейной, социальной и трудовой, считая худшим неповиновением себе несоблюдение постановлений о пище и питии, нежели несоблюдение животворящего духа верховной заповеди о любви и полного разлада с этой заповедью умов, сердец и жизни.

Этим путём они до такой степени оклеветали, принизили, оглупили понятие о вере и жизни по вере, что стали соблазном на отречение от веры и на отпадение от церкви для многих, доразвившихся умственно до понимания нелепости такой веры и такого понимания жизни по вере. Они виновны в том, что люди, ревнующие о Боге Живом и правде Его, спрашивают себя, не является ли в настоящее время соблюдение буквы постановлений о постах и праздниках опасным соблазном для «малых сих», и боятся обмануть их, соблюдая букву этого второстепенного постановления, в то время, как в жизни не соблюдается высший закон любви, не соблюдается явно, открыто, и так многие уверены, будто соблюдение его не требуется церковью, будто несоблюдение его порицается церковью менее несоблюдения постановления о пище и питии, будто церковь не признаёт его более основным законом жизни христиан, долженствующим честно осуществляться логично и последовательно во всей жизни христианина, христианской семьи, христианского прихода, христианской церкви поместной, христианского государства и международных отношениях между христианскими государствами, будто измена вере, действующей любовью, измена духу мира и братства не есть измена церкви, не есть крамола против церкви, не есть наибольшая и наихудшая из всех ересей!