Уинстон Черчилль, один из этих еще сохранившихся сторонников Декларации Бальфура, конечно, не одобрял такую перемену в английской политике. «Я не могу понять, почему мы пошли этим курсом, — говорил он 23 мая 1939 года во время парламентских дебатов по поводу «Белой книги». — Я повсюду ищу ответ… Неужели наше положение так ужасно, или наше государство настолько бедно, что мы проявляем слабость, принося в жертву заявленные нами же цели? Станем ли мы сильнее, если отречемся от них? Никогда преданность и стойкость не были более необходимы, чем сейчас». Он повернулся к президиуму и произнес: «Компрометируя себя этим позорным актом отказа от обязательств, мы отбрасываем нашу страну… на ступень назад. Еще двадцать лет назад мой высокочтимый друг [Невилл Чемберлен] произнес проникновенную речь: «Великая ответственность будет лежать на сионистах, которые вскоре с радостью в сердце отправятся на свою древнюю родину. Они должны будут создать новое благосостояние и новую цивилизацию в древней Палестине, настолько заброшенной и так плохо управляемой». «И они откликнулись на этот призыв, — продолжил Черчилль. — Они оправдали его надежды. Так можем ли мы нанести им этот смертельный удар?» Это была решительная речь, но она не повлекла за собой никаких политических шагов. Черчилль в то время находился в оппозиции и его влияние на правительственную политику было крайне мало. Годом позже его влияние возросло, но добиться изменения политики Англии в отношении Палестины ему не удалось. Сионисты еще никогда не находились в худшем международном окружении, чем в этот период.
Годы процветания Палестины (1933–1935) в политическом отношении не были стабильны. Исполнительный комитет Еврейского Агентства не получал достаточной помощи от английского правительства, но в определенных границах он обладал некоторой свободой действий. Вейцман, Бен-Гурион и Шерток периодически консультировались с секретарем министерства колоний и с верховным комиссаром, но эти встречи носили рутинный характер. Если исключить протесты по поводу полицейских облав и арестов нелегальных иммигрантов, то в целом у Исполнительного комитета Агентства не было причин для серьезных жалоб. В марте 1934 года в Иерусалиме, во время сессии Комитета Действия Усишкин, как и прежде, выражал недовольство тем, что предпринимается недостаточно усилий для скупки земель. В Палестину прибыли уже 40 000 иммигрантов, а земли было куплено лишь шестнадцать тысяч дунамов. Этот инцидент сохранился в истории главным образом потому, что заседания первое время велись на иврите.
На сионистском конгрессе, состоявшемся в 1935 году, особых неожиданностей не произошло. В течение ряда лет выработались определенные шаблоны: члены исполнительного комитета долго отчитывались о политическом положении, организационных проблемах и экономической ситуации. Затем следовали прения, которые открывали представители различных фракций; вслед за ними выступали остальные депутаты. Время, предоставлявшееся выступавшим, регламентировалось, и главной задачей председательствующего было держать докладчиков в рамках этого регламента. В итоге зачитывались резолюции по различным вопросам и проводилось голосование. Эта система была весьма громоздкой (тем более что основная работа все равно выполнялась комитетом), поэтому было предложено отменить «общие прения». Разумеется, бессмысленным было пытаться обсудить все накопившиеся за год вопросы в парламенте, который мог работать в полном составе в течение всего двух недель. Но система, хотя и несовершенная, уже укоренилась. Целое поколение сионистских политиков принимало ее, и попытки ее изменения сталкивались с сильным сопротивлением.
Соколов в своей вступительной речи на конгрессе сказал, что движение по всем направлениям добилось успехов. Заявление это не было полностью голословным: благодаря прогрессу, которого достигла Палестина в эти годы, сионизм завоевал много новых приверженцев. Почти миллион евреев платили ежегодно по шекелю, получая таким образом право голоса. И это несмотря на ревизионистский раскол и учреждение Новой сионистской организации последователями Жаботинского. Но все же идеи сионизма восприняли еще слишком мало евреев. Самым опасным врагом сионизма, как указывал в то время Бен-Гурион, было равнодушие еврейских общин[738]. В Палестине около одной трети еврейского населения вносили по шекелю. В Литве, Западной Галиции и Латвии положение сионистов также было относительно прочным: от 20 до 30 % членов местных общин были их сторонниками. Еще некоторая часть сочувствовала сионизму, не являясь официальными членами движения. Но в двух самых крупных еврейских общинах ситуация была не так благоприятна: в Польше лишь один из десяти евреев вносил по шекелю, а в Соединенных Штатах — только один из тридцати.
Возвратимся к работе конгресса в Люцерне. Вейцман был избран президентом. Основной доклад был сделан Бен-Гурионом (на идиш). В нем он заявил, что, пока нынешнее поколение не может завершить работу сионизма, у него есть срочная и легко объяснимая задача: поселить один миллион еврейских семей в Палестине[739]. Раппин, контролировавший в течение двадцати пяти лет работу по колонизации Палестины, отстаивал коллективные поселения, защищая их от клеветников, утверждая, что, какие бы формы ведения сельского хозяйства ни применялись, все равно оно будет отставать от общего развития страны. Гроссман, который с несколькими единомышленниками отделился от Жаботинского, обвинял «Мапаи» в подавлении личной инициативы и осуждал договор с Германией о перемещении населения. Общая полемика шла, в основном, между «Мапаи» и руководством сионистов. «Мицрахи» бойкотировала «Мапаи» с тех пор, как та отказалась придать движению (и, прежде всего, жизни евреев в Палестине) более религиозное содержание. «Мицрахи» несколько успокоилась, когда один из ее лидеров, рабби Фишман, был избран в новый исполнительный комитет, в который также входили Вейцман, Бен-Гурион, Бродецкий, Груенбаум, Каплан, Роттенштрайх и Шерток; коалиция теперь представляла все основные направления в движении. (Соколов стал почетным президентом всемирной организации.)
Возвращение Вейцмана после четырех лет отсутствия стало главным событием конгресса. Позже он писал, что принял предложение неохотно, так как за эти годы в движении не произошло реальных перемен. Многие просто пришли к заключению, что «у них нет никого, кто мог бы добиться большего». Американские сионисты, голосовавшие прежде против Вейцмана, стали теперь его наибольшими приверженцами. Положение в мире ухудшилось; желания встретиться с реальностью становилось все меньше: «Эта раздражительность, этот недостаток веры постоянно подталкивали движение к бездне». Вейцман, в отличие от лидеров «Мапаи», ощущал недостаток консолидации организационных структур внутри движения и вынужден был полагаться на устное соглашение с небольшой группой преданных сторонников и поддержку «широких масс рабочих в поселениях и факториях Палестины, которые составляли ядро сионистского движения. Это было гарантией нашего политического здоровья»[740].
Не прошло и года после 19-го конгресса, как сионистам пришлось в смертельной схватке преодолевать сильнейшее давление с трех различных сторон: волну антисемитизма в Европе, нападения арабов на еврейские поселения и решение Англии о приостановке деятельности сионистов.
Восстание началось с отдельных, возможно спонтанных, вооруженных нападений на евреев. Волнения быстро нарастали, и в течение нескольких дней произошел ряд кровавых столкновений. Арабский Верховный Комитет, возглавляемый муфтием, объявил о шестимесячной всеобщей забастовке. Вооруженные банды развязали партизанскую войну во многих областях Палестины. Существовали доказательства тайного соглашения между арабским политическим руководством и Фаузи Каукджи, возглавлявшим самую крупную вооруженную группировку и координирующим действия других отрядов[741]. Сионисты были склонны приукрашивать сложившееся положение, обвиняя правительство в недостаточной твердости и считая, что эти волнения спровоцированы несколькими профессиональными демагогами, которые подталкивают отбросы арабского общества к антиеврейским выступлениям. Но подобные объяснения представляли собой только часть общей картины: на самом деле мандатное правительство проявляло нерешительность, и в восстании действительно присутствовал криминальный элемент. Мятежниками было убито больше арабов, чем евреев. Убивали всех, кто сопротивлялся или отказывался сотрудничать. И все же это движение было национальным. Оно охватило широкие народные массы как в городах, так и в сельских областях. Более того, этому движению не только сочувствовали, но и активно помогали арабские страны, которые прежде не выказывали прямой заинтересованности в будущем Палестины.
Верховный комиссар попросил подкрепления, и когда наконец британские войска численностью около двадцати тысяч появились в Палестине, арабский Верховный комитет почувствовал необходимость в передышке. В октябре 1936 года он последовал совету глав арабских государств положиться на милость Англии и прекратить всеобщую забастовку, но отказался свидетельствовать перед королевской комиссией, о назначении которой только что было объявлено в Лондоне, до тех пор, пока не будет полностью прекращена еврейская иммиграция. Комиссию возглавлял лорд Пил, внук Роберта Пила, юрист по образованию и опытный колониальный администратор. Пил к тому времени был очень болен. Вскоре он умер от рака. Его преемником стал Горас Румбольд, бывший посол в Берлине, где он смог лично ознакомиться с идеями, действиями и целями нацистов. Комиссия прибыла в Палестину И ноября 1936 года и оставалась там на протяжении двух месяцев, в течение которых провела шестьдесят шесть встреч. К концу ее пребывания арабы все же решили дать показания. Комиссия также провела ряд встреч в Лондоне, а некоторые из ее членов встретились с эмиром Абдуллой в Аммане.
Эта комиссия произвела одно из самых значительных расследований в Палестине, и ее отчет, опубликованный в июле 1937 года, явился образцом проницательности, точности и ясности[742]. Редко политические проблемы подобной сложности были настолько ясно и исчерпывающе представлены и проанализированы людьми, которые имели так мало предварительной информации об исследуемом вопросе. На основании позиции сионистов, изложенной в меморандуме, и устных свидетельств, собранных Вейцманом и Бен-Гурионом, комиссия пришла к выводу, что, несмотря на восстание, евреи и арабы могут жить в мире[743]. Это вновь подтверждало тот основной принцип, что независимо от численного превосходства ни один из двух народов, живущих на одной земле, не должен доминировать или подавляться другим. Вейцман утверждал, что движение сионистов абсолютно готово принять принципы паритета: если будет учреждено законодательное собрание, евреи никогда не потребуют большего, чем равное представительство в нем, вне зависимости от численного соотношения арабского и еврейского населения[744]. Бен-Гурион в своих показаниях особо подчеркивал, что целью сионизма не является сделать Палестину еврейским государством. Палестина не была безлюдной пустыней. В ней жили люди, и они не хотели находиться под властью новых переселенцев — точно так же, как евреи не согласились бы находиться под их властью: «Может быть, евреи будут вести себя хорошо, но арабы не обязаны верить в наше расположение. Государство может означать… господство одних над другими, господство еврейского большинства над арабским меньшинством, но это не является нашей целью. Это не было нашей целью в то время [Декларации Бальфура], не является и сейчас»[745].
Выступление муфтия, главного представителя арабов, было выдержано в антисемитском духе. Он заявлял, что эксперимент с созданием еврейского национального дома должен быть завершен, а иммиграция и скупка земли прекращены. Иврит больше не должен считаться официальным языком, а Палестина должна стать независимым арабским государством. Ауни Абдул Хади, лидер левоцентристской «Истикляль», утверждал, что евреи более ростовщический народ, чем любой другой, и если шестьдесят миллионов культурных и цивилизованных немцев не в состоянии вынести присутствие шестисот тысяч евреев, то как можно требовать от арабов, чтобы они терпели присутствие четырехсот тысяч в гораздо меньшей стране? Когда у муфтия спросили, сможет ли Палестина вынести и ассимилировать хотя бы те четыреста тысяч, что уже приехали, он решительно ответил: «Нет»[746]. Следовало ли этих евреев выгнать или «каким-то образом переместить»? «Мы все должны предоставить это будущему», — ответил муфтий. «Этот вопрос не может быть решен здесь», — сказал Ауни Абдул Хади.
25 ноября комиссия заслушала доклад Вейцмана. Блестящий анализ положения евреев был одним из звездных моментов его карьеры. Позже Вейцман описывал чувства, которые охватили его, когда он сквозь ряды зрителей, расположившихся в зале дворцового отеля в Иерусалиме, подходил к столу спикера:
«Я ощущал на себе весь груз забот не только этих доброжелательных людей, но и множества других в иных странах и то, что я буду говорить от имени поколений, уже давно ушедших, от имени тех, которые лежат на древних кладбищах на Маунт-Скопас, и тех, чьи могилы разбросаны по всему свету. И я знал, что каждый мой неверный шаг, любая ошибка, быть может, и невольная, возвратится и ударит по тем людям, за которых я в ответе. Я остро осознавал всю огромную ответственность, навалившуюся на мои плечи»[747].
Вейцман сделал обзор современной еврейской истории, а также развития сионистского движения как ответа на поиски еврейским народом своего дома. Он рассказывал о росте антисемитизма по всей Европе и о том, как перед ними одна за другой захлопывались все двери. Шесть миллионов евреев Восточной и Центральной Европы «обречены быть загнанными вопреки их желанию в места, далекие от их родины. То, что им предлагали, было непригодно для жизни, а там, где они могли бы жить, для них не было места». Семь лет назад лорд Пассфилд убеждал его, что в Палестине негде и яблоку упасть. Но с тех пор много яблок упало там: еврейское население Палестины фактически удвоилось. В конце своей речи Вейцман сказал, что комиссия прибыла своевременно. Положение евреев «никогда не было более безнадежным, чем сейчас, и я молюсь, чтобы вам было дано найти выход».
В конце января Вейцман вновь выступил перед комиссией, в этот раз на ее закрытом заседании. Выслушав обе стороны, члены комиссии склонились к идее кантонизации. Но так как арабы не соглашались ни на какие компромиссы и полностью исключали идею дальнейшей еврейской иммиграции, один из членов комиссии, известный исследователь истории Индии, профессор Копленд из Оксфорда, пришел в конце концов к заключению, что кантонизация, скорее всего, ни к чему не приведет и что необходим более радикальный подход. Маловероятно, что в ближайшем будущем между евреями и арабами будет восстановлено согласие. Поэтому не существует другого пути для достижения мира, кроме как соглашение о прекращении действия мандата. Это решение означало раздел Палестины и создание на ее территории двух независимых государств — еврейского и арабского.
Позднее Вейцман утверждал, что именно тогда ему впервые предложили идею раздела Палестины. Будучи опытным дипломатом, он попросил время для размышления и консультаций с коллегами. Чем больше он задумывался над этой идеей, тем больше она ему нравилась. Он договорился о личной встрече с профессором Коплендом. Чтобы сохранить конфиденциальность, их встреча состоялась в бараке женской сельскохозяйственной фермы-школы в Нахалале[748]. Копленд был твердо убежден, что никогда два народа с развитым национальным самосознанием не смогут быть равными партнерами в едином государстве. Из этого правила он был готов исключить только Англию, которая установила вполне добрососедские отношения с коренным населением Южной Африки[749]. Он объяснил Вейцману, что в сложившейся международной ситуации нереально ожидать от Англии какой-либо существенной помощи для будущего развития еврейского национального дома. Там, где необходима хирургическая помощь, ни один честный врач не станет прописывать в качестве лечения аспирин и стакан воды[750]. Спустя девять лет, в беседе с Аббой Эбаном, будущим министром иностранных дел Израиля, Копленд вспоминал, что это его решение было единственно справедливым и логичным. Во всяком случае, оно являлось меньшим из зол. Копленд взял на себя задачу убедить коллег в том, что кантонизация, одобренная английской администрацией, не даст позитивного результата и что раздел Палестины — единственный выход. Вейцман был более чем удовлетворен его решением. Когда вечером он вышел к фермерам, собравшимся у барака, то сказал: «Нелта [товарищи], сегодня мы заложили фундамент еврейского государства!»
Отчет Пила был опубликован в июле 1937 года, и так как его основные рекомендации не были приняты британским правительством, вполне достаточно привести здесь его краткий обзор. В отличие от предыдущих комиссий, членам комиссии Пила стало ясно, что между двумя народами возник неразрешимый конфликт и что они не уживутся на одной земле. Англичане не были заинтересованы в том, чтобы управлять страной без согласия ее граждан, проблема не имела решения, так как невозможно было удовлетворить требования ни одной из сторон. После отказа от проекта кантонизации комиссия предлагала прекращение мандата на основании раздела страны, при котором необходимо было соблюсти три основных условия: он должен быть выполним практически, должен соответствовать обязательствам, принятым на себя английской администрацией, и в итоге должен удовлетворить как арабов, так и евреев. Комиссия представила план и карту раздела Палестины на три зоны: еврейское государство, включающее прибрежную полосу, протянувшуюся к югу от Тель-Авива и к северу от Акры, Ездрилонскую долину и Галилею; будущему арабскому государству отходила остальная часть Палестины, а также Трансиордания; британский анклав оставался под постоянным мандатом, действие которого распространялось на Иерусалим, Вифлеем и узкий коридор, включающий Лидду и Рамле, ведущий к Средиземному морю.
Некоторые положения этого плана делали его весьма проблематичным для принятия любым сионистом, не говоря уже о том, что потеря Иерусалима была для них неприемлема. Хотя Хайфа, Акра, Сафед и Тиверия находились внутри границ предлагаемого еврейского государства, они все же временно оставались под британским мандатом; Назарет включался в британский анклав, а Яффа становилась частью арабского государства. Вначале официальная реакция Англии была одобрительной. В «Белой книге», сопровождающей отчет, заявлялось, что правительство принимает эти рекомендации, так как предложенные границы могут послужить локализации конфликта[751]. В течение всего периода, пока согласовывались детали плана раздела Палестины, Иммиграция была резко ограничена. За семь месяцев было выдано всего восемь тысяч сертификатов.
Арабы с презрением отвергли план раздела Палестины, и большинство сионистов тоже подвергли его резкой критике. В Англии также высказывались серьезные сомнения в осуществимости этого проекта. Виконт Сэмюэл, первый верховный комиссар, в своей впечатляющей речи в палате лордов указал на множество содержащихся в нем противоречий: в предполагаемом еврейском государстве на 258 000 евреев приходилось 225 000 арабов. Таким образом, даже если исключить необходимость массового переселения жителей, сопряженного с многочисленными трудностями, то, чтобы осуществить такое предприятие, необходимо было создать нечто подобное Саару, «Польскому коридору», плюс полдюжины Данцигов с Мемелями на площади размером с Уэльс.
3 августа 1937 года, менее чем через месяц после опубликования отчета, в Цюрихе открылся 20-й конгресс сионистов. У делегатов почти не было времени, чтобы изучить объемный документ и обдумать его, но страсти разгорались, так как многие считали, что сионистское движение находится накануне такого же важного решения, что и во времена обсуждения вопроса об Уганде. Вейцман был главным сторонником плана раздела, или, точнее, принципа раздела, хотя его энтузиазм заметно поубавился после изучения составленной комиссией карты. Но все же он считал раздел меньшим из зол. Ведь если найдется государство, которое предоставит европейским евреям убежище, то из шести миллионов обреченных на гибель людей удастся спасти хотя бы два. При интенсивной агротехнике плодородных земель появится возможность принимать ежегодно по сто тысяч иммигрантов. Разумеется, критиковать этот план было легко, но альтернативой было только ограничение иммиграции и сохранение евреев в Палестине в постоянном меньшинстве. Никогда еще перед сионистским движением не возникало такой ответственной задачи[752].
ebooksa