В анналах сионистских конгрессов всегда отмечалось, что они заканчивались радостными сценами и продолжительными аплодисментами. Протоколы 21-го конгресса свидетельствуют об ином: «Глубокое волнение охватило конгресс, д-р Вейцман обнял своих коллег на трибуне. У многих на глазах выступили слезы. Сотни рук протянулись к д-ру Вейцману, когда он покидал зал». Старое соперничество было в эту минуту забыто. Бланш Дагдейл, племянница Бальфура, писала в своем дневнике о том, что сердце Вейцмана переполнилось, он обнял Бен-Гуриона и Усишкина, будто никогда не хотел расставаться с ними.
Менее чем через неделю немецкие войска захватили Польшу. Большинство делегатов испытали огромные трудности, добираясь домой через весь континент, который в течение нескольких дней превратился в театр военных действий. К тому времени, когда палестинцы вернулись к себе, война уже фактически была объявлена. В своем письме к Чемберлену, датированном 29 августа 1939 года, Вейцман обещал полную поддержку Англии в войне против Германии и предлагал заключить немедленное соглашение для использования еврейской рабочей силы, технических возможностей и ресурсов. Исполнительный комитет Еврейского агентства в Иерусалиме несколькими днями позже заявил, что «война — это также и наша битва». Бен-Гурион заявил на пресс-конференции: «Мы не имеем права ослабить наше сопротивление «Белой книге». А Шерток добавил, что еврейская Палестина находилась в состоянии перемирия с Англией и нет необходимости ограничивать помощь евреев действиями только в границах Палестины[778]. 11 сентября IZL провозгласила в прокламациях, распространяемых на улицах Тель-Авива, что она приостанавливает кампанию террора, чтобы присоединиться к Англии в борьбе против гитлеризма. Но обстоятельства были неблагоприятными. 4 сентября с катера береговой охраны был открыт огонь по кораблю SS «Тайгерхилл», при этом были убиты два еврейских нелегальных иммигранта. Это случилось к югу от Яффы, во время высадки почти двух сотен иммигрантов, которых отправили в лагерь для интернированных в Сарафенде. Корабль получил известность во время гражданской войны в Испании как блокадный контрабандист.
Через две недели после начала войны войска Вермахта уже оккупировали большую часть территории Польши. Это было началом конца самой крупной еврейской общины в Европе. Перед каждой еврейской общиной в Европе и, в конечном счете, в Палестине нависла угроза уничтожения. I мировая война дала сионизму большой шанс — хартию, к которой он так долго стремился. Когда разразилась II мировая война, на карту был поставлен вопрос физического выживания.
На протяжении первого года войны шум битвы в Европе еще слабо звучал в Палестине. Арабское восстание медленно угасало и к сентябрю 1939 года вообще прекратилось. Евреи и арабы опять жили в мире рядом друг с другом, хотя конфликт между двумя национальными общностями оставался неразрешенным. Но известие о падении Франции вскоре дало о себе знать: 1941 и 1942 годы стали годами кризиса.
Немецкие войска разворачивали наступление на огромной территории и вплотную подошли к Кавказу. Сирия признала правительство Виши, а удачный ход фашистской кампании был поддержан нацистами Рашида Али, которые атаковали английские базы в Ираке. Но к концу 1942 года события приняли иной оборот, и с отступлением немецких войск в Советском Союзе и в Северной Африке угроза фашистской оккупации была предотвращена. За исключением нескольких авиационных налетов, Палестина не была затронута военными действиями стран «оси». Она стала важной военной базой союзных сил на Ближнем Востоке, и ее экономическое развитие получило мощный импульс.
На ранней стадии войны йишув тяжело страдал от экономического хаоса. Экспорт цитрусовых прекратился, почти полностью парализовав самую основную отрасль национальной экономики. По подсчетам правительства, в 1939—1940-гг. количество безработных в еврейском секторе достигло пятидесяти тысяч из полумиллионного еврейского населения Палестины. Но промышленное производство и общественные работы развивались быстрыми темпами. В 1936 году в промышленном производстве было занято около тридцати тысяч мужчин и женщин, к 1943 году их число удвоилось. Недавно созданный в Хайфе завод по рафинированию сахара играл важную роль в снабжении союзников. Значительное развитие получила текстильная промышленность.
Отношения между еврейской общиной и мандатными властями не улучшались. Верховный комиссар и его помощники продолжали проводить политику «Белой книги», не проявляя никакого внимания к трагической судьбе евреев Восточной Европы. В первые шесть месяцев после начала войны, когда иммиграция стала делом гораздо более важным, чем когда-либо, для нее не было предоставлено никаких дополнительных квот. Постановление о передаче земель в 1940 году фактически ограничило поселения евреев новой границей, составляющей 5 % от общей площади западной части Палестины. Эти ограничения распространялись даже на земли, официально признанные «непригодными для обработки». Еврейское Агентство заявило, что это явная дискриминация на расовой и религиозной почве и что «подобная дискриминация запрещена мандатом»[779].
По всей Палестине прокатилась волна мощных антиправительственных демонстраций и в дальнейшем из-за этого и из-за жестокой борьбы правительства с нелегальными иммигрантами отношения с администрацией еще более обострились. Немногие судна с беженцами успешно достигали берегов Палестины после того, как в Европе началась война. Так, в ноябре 1940 г. 1770 евреев прибыли в Хайфу на двух кораблях, но, поскольку британская политика сдерживала нелегальную иммиграцию в Палестину, было решено депортировать вновь прибывших на о. Маврикия в Индийском океане. Произошли кровавые столкновения, и «Хагана» в конце концов решила провести акт саботажа на судне «Патрия», которое везло беженцев на этот остров. Из-за ошибки в расчетах количества взрывчатки и недостаточного количества спасательных шлюпок на борту погибли более 250 иммигрантов[780]. На этот раз вмешалось английское правительство и объявило, что тем, кто остался в живых после трагедии на этом судне, разрешается остаться в Палестине, но беженцы с «Атлантики» (около 17 сотен человек), прибывшие одновременно с ними, должны быть высланы «без права возвращения в Палестину».
И это было не последним звеном в целой цепи трагедий. В начале 1941 года в Мраморном море затонуло судно «Сальвадор», при этом погибло двести человек. Трагический случай произошел с кораблем «Штрума», который в октябре 1941 года покинул черноморский порт Констанца и в декабре достиг Стамбула. Но так как британские власти объявили, что 769 пассажирам не разрешается высадиться в Палестине, турецкое правительство решило отправить корабль назад. В Черном море оно было торпедировано и затонуло со всеми пассажирами. Удалось спастись лишь одному или двум из них. Противодействие мандатных властей иммиграции было таково, что, когда в 1944 году закончился промежуточный период, установленный «Белой книгой», было использовано всего две трети разрешений на въезд из тех 75 000, в которых прежде было отказано. Все предложения еврейской вооруженной помощи полностью игнорировались. Когда вскоре после начала войны 136 000 представителей еврейской молодежи предложили свои услуги английским военным властям, к этому отнеслись с полным равнодушием. С другой стороны, репрессии не обошли стороной и «Хагану». В конце 1943 года было арестовано сорок три человека из ее руководящего состава, среди них и Моше Даян. Все они были приговорены к длительным срокам тюремного заключения. В сельскохозяйственных поселениях проводились обыски и аресты, в том числе и в детской деревне Бен-Шемен. Все найденное оружие было конфисковано, несмотря на протесты людей, нуждающихся в самозащите. Хотя и с перерывами, обыски и аресты продолжались на протяжении всей войны. В июле 1943 года Сахаров, бывший охранником Вейцмана, получил семилетний срок заключения за незаконное владение двумя винтовочными патронами. В ноябре этого же года житель киббуца Рамат-Хаковеш был убит во время обыска.
Мандатное правительство заявляло, что опасно разрешать въезд иммигрантам из оккупированной нацистами Европы, так как не было гарантии, что среди них не окажется шпионов и диверсантов. Между прочим, тот же аргумент использовали в Соединенных Штатах для ограничения въезда еврейских беженцев[781]. Обыски и аресты в еврейских поселениях оправдывали тем, что Еврейское Агентство требовало для себя полномочий независимого правительства, открыто игнорируя таким образом законные власти. Подобный аргумент невозможно было опровергнуть до тех пор, пока желание еврейской общины защитить себя в случае вторжения германских войск не было бы признано законным. По словам английского историка, мандатное правительство с тупым упрямством превращало в своих врагов людей, у которых не было другой цели, кроме спасения беженцев[782]. Это негодование, которое постепенно превращалось в ненависть, редко выражалось открыто до тех пор, пока война находилась в своей критической фазе, но оно создавало предпосылки для антибританского террора в последние годы войны.
Предметом данной монографии является история сионистского движения, а не история Палестины. Но дальнейшие изменения в Палестине произошли благодаря деятельности сионистских лидеров. Вейцман, который был вновь избран президентом, руководил движением из Лондона и вместе с профессором Бродецким возглавлял политический департамент. Давид Бен-Гурион был главой иерусалимского филиала Еврейского Агентства и разделял в его политическом департаменте обязанности с Моше Шертоком. Исаак Груенбаум руководил трудовым департаментом, Рабби Фишман — департаментом ремесленников и мелких торговцев, а Эмиль Шморак — отделом коммерции и промышленности. Усишкин и Раппин, которые оба умерли во время войны, являлись консультантами иерусалимского исполнительного комитета. Липский и присоединившийся к нему позднее Наум Гольдман представляли Еврейское Агентство в Америке и также входили в местный исполнительный комитет в качестве консультантов. В Еврейском Агентстве было также четыре представителя несионистских организаций (Сенатор, Хекстр, Карпф и Роуз Джекобс), но трое из них жили в Нью-Йорке и никогда не играли ведущей роли в политике военного времени.
В 1939 году конгрессом сионистов был избран Генеральный Совет из семидесяти двух членов, двадцать из которых умерли или погибли во время войны. Этот Совет собрался в первый и единственный раз на следующий день после окончания конгресса, 25 августа 1939 года. На нем был избран («с целью выполнения особых и срочных задач») внутренний совет из двадцати восьми человек, не считая председателя Генерального Совета и двух представителей «Ва’ад Леуми» (Бен Цеви и Э. Берлин) — центральной организации палестинских евреев. Тринадцать членов совета принадлежали к «Мапаи», одиннадцать — к центристам, а остальные были членами более мелких партий. Совет собирался во время войны более пятидесяти раз и вместе с исполнительным комитетом стал главной организацией движения. На нем обсуждались все важные политические вопросы, распределялись обязанности, проводилась различная организационная работа и утверждался бюджет Еврейского Агентства. Следует заметить, что за период войны бюджет Агентства вырос почти десятикратно — с 720 тысяч фунтов стерлингов в 1939–1940 гг. до шести с половиной миллионов в 1945–1946 гг. Двумя основными статьями расходов были иммиграция и затраты на обустройство сельскохозяйственных поселений, которые составляли 53 %. На долю политического департамента приходилось всего 20 %, и это несмотря на то, что сюда включалось обеспечение таких особых целей, как военные расходы[783].
С началом войны центр активности движения переместился из Лондона в Иерусалим. В декабре 1939 года Черчилль сказал Вейцману, что он согласен с его мнением о том, что после войны должно быть построено еврейское государство с численностью в три или четыре миллиона жителей[784]. Но Вейцман не питал особых иллюзий: пока война находилась в начальной стадии, ни британское правительство, ни общественное мнение не были готовы возобновлять переговоры о будущем Палестины или рассматривать какие-либо другие вопросы[785].
Связь между Нью-Йорком, Лондоном и Иерусалимом была трудной и опасной, но сионистские лидеры продолжали путешествовать между этими основными центрами. Вейцман посетил Америку в 1940 году, а затем в марте 1942 и пробыл там более года. Оба раза он встречался с президентом Рузвельтом. В 1940 году Бен-Гурион отправился в Лондон, а затем в Америку, где остался до начала лета 1941 года. Он также провел почти весь 1942 год в Соединенных Штатах. Отношения между членами исполнительного комитета становились все напряженнее, это нельзя было объяснить лишь трудностями связи. Вейцман неоднократно жаловался, что Бен-Гурион скрывает от него информацию о своих важных политических шагах и о том, что происходит в Палестине. Бен-Гурион не менее жестко критиковал стиль работы президента мирового движения. Вейцман не принадлежал к числу поклонников Бен-Гуриона и никогда никому не доверял своих секретов, за исключением ближайших коллег в Лондоне. Симптоматичен тот факт, что впервые имя лидера палестинских рабочих появилось у Вейцмана к концу его автобиографической книги в связи с тем, что на конгрессе 1946 года Бен-Гурион потребовал его отставки. Вейцман часто бывал не в духе, у него постоянно менялось настроение, лихорадочная деятельность сменялась периодами глубокой депрессии. Он тяжело переживал гибель своего старшего сына, служившего в ВВС Великобритании, и общаться с ним было нелегко.
Между обоими лидерами существовало взаимное недоверие. Стиль работы Бен-Гуриона был не менее диктаторский. Если настроение его и не менялось так часто, то оценка им политических событий не была постоянной. До 1939 года он не имел серьезного опыта ведения международных дел, ему не хватало гибкости Вейцмана в общении с несионистами. В последние годы он проявил способности государственного деятеля, но в 1941 году был еще новичком на мировой политической арене — хотя и подающим надежды, но не привыкшим разделять власть и ответственность и чувствующим себя неуютно при работе в коллективе. И все же у него было одно решающее преимущество перед Вейцманом — сильная поддержка в Палестине. Чем дольше Вейцман находился вдали от Иерусалима (после начала войны он впервые посетил его в 1944 году), тем слабее становились его позиции. Вейцман, несомненно, имел в виду Бен-Гуриона, когда жаловался в письме Стивену Уайзу на постоянные критику и травлю, которые ему приходилось терпеть от некоторых своих коллег в других странах, считавших, что «простое утверждение наших целей служит действием для достижения наших стремлений»[786]. Однажды он выдвинул, и не без оснований, обвинения в «максималистской демагогии» против Усишкина и Груенбаума, и Бен-Гуриону пришлось прямо напомнить Вейцману о прошлых раздорах в движении. Когда Вейцман возвратился после войны в Палестину, он обратил внимание на явление, которое вызвало у него серьезную озабоченность: ослабление прежней, традиционной нравственной чистоты сионизма, милитаризованность и склонность к военным мундирам, «трагическое, тщетное, не свойственное евреям обращение к терроризму» и, что хуже всего, готовность определенных кругов играть в политические игры с террористами[787]. Свою утрату связи с йишувом и ответственность за это Бен-Гуриона он должен был ощутить еще раньше.
Ссоры Бен-Гуриона с Вейцманом и некоторыми другими коллегами дважды приводили его к отказу от должности: в феврале 1940 и в октябре 1943 года. Но каждый раз Бен-Гурион возвращался на свой пост, хотя во второй раз — только через пять месяцев. Содержание этих споров установить невозможно, так как вопросы не были четко очерчены. Взгляды оппонентов не всегда были диаметрально противоположны. Например, в мае 1940 года Бен-Гурион писал из Лондона, что «расстояние между нами намного меньше, чем между мной и некоторыми сионистами в Иерусалиме или Тель-Авиве»[788]. Не правы те, кто утверждал, что Бен-Гурион уже пришел к выводу о необходимости ориентации сионистского движения на создание еврейского государства, в то время как Вейцман продолжал верить в другие возможности разрешения еврейского вопроса. Напротив, в начале войны Вейцман все чаще и чаще стал говорить о настоятельной необходимости создания еврейского государства в западной Палестине, что потребовало бы переселения на другие территории по крайней мере некоторой части арабов. Бен-Гурион в это время рассматривал в качестве возможного решения проблемы как раздел, так и двухнациональное государство с полным равенством евреев и арабов. Даже в июле 1940 года он еще сомневался, было ли это время подходящим для окончательного осуществления планов. Разногласия между Вейцманом и Бен-Гурионом не были непреодолимы, но действия обоих лидеров редко приводили к сходным результатам.
На протяжении первых месяцев войны им не удавалось достичь согласия в вопросе отношений сионистов с Великобританией. Несмотря на все разочарования и крушение надежд, Вейцман продолжал верить, что в этих отношениях еще не все потеряно, в то время как Бен-Гурион был настроен более пессимистично. Основное внимание он уделял борьбе против «Белой книги» и полагал, что излишняя активность приведет к серьезным и продолжительным волнениям. Отдельные встречи исполнительного комитета, происходившие между февралем и маем 1940 года, были посвящены обсуждению предложений по усилению противодействия «Белой книге», но Бен-Гурион, поддерживаемый лишь Усишкиным и Рабби Фишманом, был забаллотирован. Это был период «странной войны». Вторжение нацистов в Голландию и Бельгию, поражение Франции и борьба Англии положили конец их планам. Назначение Черчилля премьер-министром ободрило Вейцмана, и Бен-Гурион также стал проявлять больший оптимизм. Он сообщал из Лондона, что трое из пяти членов нового военного кабинета были дружественно настроены в отношении сионизма. Он писал в письме к лорду Ллойду («известному своей проарабской ориентацией, но, тем не менее, честному и симпатичному человеку») о своем твердом убеждении в духовной миссии Британской империи, в том, что она выступает за нечто гораздо большее, нежели она сама, а ее дела не замыкаются рамками ее границ. Но эта интерлюдия не имела продолжения. Двумя годами позже Бен-Гурион резко атаковал Вейцмана за его одностороннюю пробританскую позицию и заявлял, что эта позиция лишала его права оставаться лидером движения.
Растущее разочарование Бен-Гуриона было, несомненно, связано с неудачной попыткой получить поддержку Англии в формировании еврейских вооруженных сил в составе британской армии. Переговоры затянулись. Генерал сэр Эдмунд Айронсайд, глава имперского Генерального штаба, писал Вейцману в конце декабря 1939 года, что он в принципе согласен сформировать еврейскую дивизию, но это его письмо не могло служить залогом дальнейшего успеха, пока Черчилль не стал премьер-министром. В то же время Ллойд Джордж обещал Вейцману, что в британской армии будут созданы еврейские войсковые части. «Великий день, — записала в своем дневнике ревностная сионистка, племянница Бальфура миссис Бланш Дагдейл. — Стены Иерихона пали. Хаим только что вернулся после этой встречи окрыленный и торжественный. Он заявил: «Это почти такое же великое событие, как Декларация Бальфура».
Военное министерство назначило командира бригады для координации действия Еврейского Агентства с еврейской дивизией. Методы комплектования, жалование и нормы довольствия были уже обсуждены. Но внезапно Вейцман был уведомлен лордом Мойном, сменившим лорда Ллойда, что Черчилль решил из-за недостатка в снабжении армии обмундированием и вооружением отложить проект на шесть месяцев. Но реальным препятствием все же была оппозиция мандатных властей и генерала Уэйвелла[789], каирского главнокомандующего. Через шесть месяцев Вейцману сообщили о возникновении новых технических трудностей, в результате которых необходимо заморозить проект. 23 октября 1941 года пришли новые сообщения от лорда Мойна: ввиду того, что правительству Великобритании необходимо было предоставить срочную помощь России, для формирования еврейской дивизии не хватало необходимой амуниции и свободных судов.
На протяжении 1942 и 1943 годов положение не изменилось. Вейцман и Намьер увиделись с секретарем военного кабинета, который представил на рассмотрение своего министерства предложение о создании еврейского боевого отряда. В августе 1944 года Черчилль сказал Вейцману, что у министерства обороны скоро появится возможность обсудить конкретные предложения. Через несколько дней было достигнуто позитивное решение, и палестинских евреев попросили мобилизовать 3500 солдат и 150 офицеров для еврейской военной части. Отряд был организован и испытан в Италии в конце войны. Исполнительный комитет Еврейского Агентства, отметив задержки в формировании этой бригады, тем не менее, интерпретировал это как признание еврейских заслуг.
ebooksa