Чем обязана Упражнениям духовность иезуитов
Впрочем, присмотревшись чуть пристальнее, мы увидим, что именно широкое применение Упражнений дало духовности иезуитов самые характерные ее черты.
Прежде всего, именно здесь берут свое начало те великие благодатные мотивы, посредством которых иезуитская духовность ободряет души, и те великие принципы, которыми она направляет их труд освящения.
«Началу и основанию» она обязана тем значением, какое придается в ней понятию цели, высшей и единственной; идее, которая составит первый принцип «Духовного учения» Лалемана. Большой упор в ней будет делаться на «единственной необходимости», если пользоваться словами заглавия, избранного для своей книги Рогаччи[1300]: на вечном спасении, исполнении воли Божией, покорности Его верховному владычеству, возвышенном и совершенном служении – в зависимости от духовного уровня тех людей, к которым мы обращаемся. Будет подчеркиваться разница между целью и простым средством, между главным и второстепенным[1301]. Будет внушаться необходимость перед всяким важным выбором вспоминать о единственной цели всякого творения, не переворачивать порядок вещей, прежде избирая средство, чтобы затем смотреть, как можно применить его для достижения цели. Будут беспрестанно звучать напоминания о мужественном безразличии ко всему, что не является этой целью, единственно достойной пленять сердце христианина.
Размышления первой недели о грехе и наказании породят обширнейшую литературу рассуждений о последних судьбах человека и о подготовке к смерти (с этой литературой мы уже встречались). Реалистический, позитивный подход, основанный на фактах, которые обнаруживает размышление о трех грехах в первом упражнении, сохраняется и позже в рассуждениях на эту тему: меньше отвлеченных соображений, больше конкретных наблюдений, практических заключений…
В размышлении «О Царе небесном» мы находим самый центр духовности Общества: вдохновенную, нежную и сильную любовь ко Христу, Слову, ставшему Человеком и соделавшемуся тем самым нашим Братом и Вождем. Следствие этой любви – страстное и обдуманное желание вершить Ему вослед служение, и служение возвышенное, а значит, желание подражать Ему, посвятить себя Ему, следуя по Его стопам, быть бедным и униженным вместе со Христом бедным и униженным. Ведь нищета и бесчестье – та доля, которую Он добровольно избрал для Своей земной жизни. Еще одно следствие этой любви – желание отказаться от собственного суждения и воли, потому что это самая глубокая форма самоотречения, которого Он от нас требует. Эти мысли образуют самое постоянное и твердое содержание сочинений и наставлений иезуитов о любви ко Христу и являются самой сутью размышления «О Царе небесном» и его дополнений: размышления «О трех знаменах» и «О трех степенях смирения». Несомненно, именно здесь духовные авторы Общества черпали особый оттенок своей преданности Господу: они охотно будут уснащать эти мысли элементами, позаимствованными в других местах и способными их подкрепить, но именно эти мысли всегда будут служить важнейшим основанием их духовной позиции по отношению ко Христу.
Также из Упражнений придет к ним и
С принципами и советами касательно выбора связана отчетливая склонность к обдуманному действию, плоду зрелого размышления, и некоторое недоверие к стихийным порывам, едва подвергшимся беглому контролю разума и веры. С этой точки зрения типичны названия книг о. Дж. Аньелли, посвященных как раз Упражнениям:
Обретение Бога во всем, как призывает «Созерцание ради обретения любви Божией», близость к Господу, присутствующему, действующему и отражающемуся во всех творениях, предпочтение служения из любви действенной, а не порывов любви эмоциональной, как призывает предварительное замечание к тому же созерцанию – в числе самых постоянных особенностей духовной жизни иезуитов. Эти же черты более всего хотел видеть в иезуитах св. Игнатий. Из того же текста будет взята и знаменитая молитва: «Возьми, Господи, и прими всю мою свободу, мою память, мой разум и всю мою волю – все, что имею и чем обладаю; Ты даровал мне все сие – Тебе, Господи, их возвращаю; все Твое, распоряжайся им по Твоей воле; даруй мне любовь Твою и благодать, сих будет мне достаточно». Вместе с
Из Упражнений же придет к ним и черта, характерная, как мы отметили выше[1303], для их отца: сочетание рыцарского восхищения Христом и твердого и реалистического рассудка. В «Начале и основании» мы видим полное выражение доведенной до конца благодатной логики со всеми ее следствиями. В размышлении же «О Царе небесном» находим порыв страстной любви к несравненному вождю. Такое сочетание содержит в себе и третья степень смирения. Как ясно сказано в Упражнениях, она включает в себя вторую, то есть простую готовность действовать по ясной логике «Начала и основания», но превосходит ее и разрешает все сомнения любовью ко Христу бедному и униженному там, где наш разум, просвещенный верой, не может различить, какое решение ведет к вящей славе Божией. Также и при совершении выбора третье время, спокойное и беспристрастное исследование доводов за и против, дополняет и довершает, а при необходимости подвергает проверке время второе, выбор согласно указаниям внутренних движений благодати: разум никогда не утрачивает своих прав, хотя и оставляет первое место за инстинктивным чувством божественного, за побуждениями Святого Духа. Явно именно здесь лучшие духовные учители Общества почерпнули эту двусторонность, столь заметную в духовном дневнике блаженного Клода де ла Коломбьера, во всей жизни блаженного Пиньятелли и многих других, – это замечательное сочетание сыновнего упования на действие Божие, нежной и доверительной любви ко Христу, вдохновенной щедрости в жертвах и в самых трудных делах служения – и в то же время мудрого благоразумия, здравого реализма в отношении к человеческим слабостям, твердой практичности в управлении людьми и в руководстве душами.
Тем же Упражнениям иезуиты обязаны тем, какое место отводится в их внутренней жизни испытаниям совести, общим и частичным, и прежде всего, устной молитве, а также общей направленностью этих испытаний и молитвы. Вскоре мы вернемся к этим двум пунктам. Здесь же достаточно будет заметить, что в Упражнениях ни эти испытания, ни эти размышления или созерцания никогда не выступают как самоцель, но всегда как средство, которое подготавливает душу, освобождает ее от беспорядочных страстей, полностью отдает ее действию благодатного света и таким образом делает ее способной находить, принимать и наилучшим образом исполнять волю Божию. Именно такова основная роль, которая отводится в иезуитской традиции молитве.
Тем самым мы возвращаемся к тому, что является, как мне кажется, самым глубоким плодом влияния Упражнений на духовность Общества, общей ее устремленности к служению Богу, к исполнению воли Божией. В этом же, как мы видели[1304], состоит важнейшая особенность личной духовности св. Игнатия, но не в меньшей мере и всей духовности Общества. Несмотря на разнообразие тенденций, возникающих, как мы только что вспомнили, среди самих иезуитов при истолковании Упражнений, два факта остаются несомненными. Во-первых, книга носит название «Духовные упражнения, дабы человек смог победить самого себя и упорядочить свою жизнь силой решения, свободного от какого бы то ни было неупорядоченного влечения». Кроме того, в первом примечании объясняется, что упорядочить свою жизнь значит расположить ее «для поиска и обретения воли Божией относительно устройства своей жизни и для спасения своей души». В «Начале и основании» уточняется, что единственной целью жизни, упорядоченной таким образом, является хвала Божия и служение Богу. Далее, размышление «О Царе небесном», другой полюс Упражнений, представляет собой, по сути, созерцание возвышенного служения Христу, служения со Христом. Если же теперь, отвлекаясь от элементов, неизбежно присутствующих во всякой духовности, таких как центральное место Христа, мы попытаемся вывести из великого многообразия жизненных путей и духовных сочинений иезуитов некую общую мысль, общую тенденцию, мне кажется, что мы неминуемо будем поражены тем значением, каким все они наделяют заботу о служении Богу, этой устремленностью к служению еще более, чем к единению. Сколь бы высоко ни ставили они последнее во всех его формах, они в то же время готовы пожертвовать всем, кроме важнейшего единения посредством благодати, веры и любви, ради лучшего служения их Божественному Повелителю.
Отсюда становится ясна глубочайшая причина особого места Упражнений в духовности Общества. В начале я упоминал о том, что истинный и глубочайший источник разнообразия католических духовностей – многообразие духовного опыта, лежащего в основе каждой из них[1305]. Книгой духовного опыта св. Игнатия являются, прежде всего, Упражнения, как справедливо утверждают снова и снова. Несомненно, они отражают его опыт обращения, но также – и в еще большей мере – его опыт вступления на путь высокой святости. Они содержат также его опыт воспитания душ, отраженный в замечаниях, которыми дополнялись первые манресские страницы, пока текст не обрел свой окончательный вид. Нельзя сказать, что
Видоизменения и обогащение
Значит ли это, что в этой маленькой книге содержится все? Мы видели, что в ней не содержится даже вся личная духовность святого. Тем более, стало быть, не содержится в ней и вся духовность созданного им ордена.
Действительно, материал самого текста с самого начала стал поподняться многочисленными элементами живой традиции его истолкования, его практического применения и адаптации. Эти пополнения были тем более важны, чем короче, чем сжатее был этот текст, состоявший скорее из кратких указаний, чем из пространных рассуждений.
Говоря об истории этой традиции, следует осветить два наиболее важных момента: публикацию «Директории» при Аквавиве и деятельность Ротана по изучению и практике Упражнений в новом Обществе. И тот и другой из двух генералов главным образом ставили перед собой цель добиться большей верности духу и замыслу св. Игнатия в применении написанной им книги, но в то же время оба внесли величайший вклад в развитие этой традиции использования Упражнений. Первый, как мы видели, сжато передал в своей «Директории» весь опыт первых поколений как раз тогда, когда сам ввел два новшества: регулярное и совместное выполнение Упражнений. Некоторые главы «Директории», в особенности глава X, «О способе преподавания Упражнений нашим», открывают путь знаменательным видоизменениям первоначального замысла.
Роль Ротана состояла непосредственно в том, чтобы вернуться к возможно более строгому и точному изучению текста и к мысли св. Игнатия. Не подлежит сомнению, что, сопоставляя сочинения об Упражнениях, возникшие в XVII и особенно в XVIII в., с теми, которые сменили их в середине века XIX, мы не можем не поразиться тому, насколько свободнее в первых трактуются темы, представленные в Игнатиевой книге, – порой настолько, что в них не остается почти ничего от ясной структуры, живой связи, объединяющей между собой все части оригинала. Серия трудов, которой положили начало перевод и примечания самого Ротана, была продолжена, и предмет до сих пор еще далеко себя не исчерпал. Но во многих отношениях подлинные черты замысла основателя различаются гораздо яснее и отчетливее, чем прежде. Это позволяет вносить в них некоторые полезные видоизменения, при этом ничуть не разрывая их прямой связи с мыслью основателя и сохраняя полную верность его указаниям.
Это примирение широких видоизменений с полной верностью Игнатиеву наследию, в сущности, ставит перед нами не один трудный вопрос, в частности, в связи с регулярным исполнением Упражнений. Держаться текста Упражнений и при этом объяснять его в живом и индивидуальном стиле легко, когда речь идет о тридцатидневных Упражнениях, о периоде всегда исключительном в жизни всякого человека. Это гораздо сложнее сделать, когда упражняющиеся привыкли сосредоточиваться на основных положениях Упражнений ежегодно. Несомненно, это ежегодное возвращение к одним и тем же основным истинам, которые, тем самым, постигаются и усваиваются все глубже, полностью отвечает замыслу, который обозначил сам св. Игнатий. Ведь основатель отводил столь значительное место повторению и воспроизведению. Легко объяснить, как столь духовный человек, как Ротан, мог до конца жизни находить в таких Упражнениях пищу для души. Но он совершал их в одиночестве, а когда ему случалось давать Упражнения группе молодых иезуитов, последние имели счастье слышать пояснения к этому тексту от человека, обладающего столь исключительным авторитетом. Но несомненно, когда Упражнения выполняются сообща, целой группой людей, давно с ними знакомых, и проводятся руководителями, обладающими чаще всего не такой выдающейся индивидуальностью, как Ротан, то такое повторение не облегчает задачу. Даже если говорящий глубоко обдумал и осмыслил свой текст, он будет неизбежно повторяться и повторять то, что о том же тексте говорили до него другие. Это, бесспорно, грозит скучным однообразием. В своей личной духовной жизни мы склонны в целом все больше и больше жить определенным числом мыслей, глубоко прочувствованных и осмысленных под действием благодати, мыслей, к которым мы возвращаемся без утомления. Но это действие благодати не обязательно одинаково во всех душах и даже в душах всех людей, вдохновленных одной духовной традицией. Следовательно, то, что представляется богатой пищей нам, может оказаться скучной жвачкой для слушателей.
Из этой трудности проистекает вопрос: как могут Упражнения обогащаться элементами из других источников – из догматического богословия, из литургии, из смежных духовных течений, – которые отвечают особым склонностям каждого поколения? Вопрос этот не нов: если мы пристальнее рассмотрим духовные упражнения XVII и XVIII вв. с их поразительными вольностями, мы скоро заметим, что, в сущности, нечто подобное стремились сделать и иезуиты того времени. Они вводили в рамки Упражнений рассуждения, отвечающие вкусам их слушателей, хотя и не всегда делали это удачно. Ротан задал направление истинному решению этого вопроса, которое мало-помалу осуществляется. Решение это, как кажется, заключается во все более полном и ясном осознании глубинной мысли св. Игнатия, ядра Упражнений, того, что сообщает им долговечную и всеобщую ценность. Это ядро не зависит от деталей, интересных, ценных во многих отношениях, но, несомненно, второстепенных, которые, следовательно, могут опускаться, ничуть не умаляя силу Упражнений в целом. Не зависит оно и от многочисленных идей и обычаев, которые можно включать в этот костяк как элементы разнообразия или даже злободневности, но которые не могут преобладать над основной структурой Упражнений или менять ее организацию[1306].
ebooksa