Анна Мария Палсдоттир, один из ведущих специалистов сада Алнарпа, подготовила исследование под названием «Путь к исцелению»[318], основанное на подробных интервью с участниками как во время лечения, так и через три месяца после него. Оно показало, что «безусловное» принятие природы было для них чрезвычайно важным с терапевтической точки зрения. Чувство безопасности позволило им пройти через свои эмоциональные переживания и избавиться от них. Когда страх быть отвергнутым, а также чувства вины и стыда сильны, при общении с людьми трудно позволить себе быть уязвимым. Поиск безопасного контейнера для вмещения чувств в природе может стать началом процесса, который в конечном счете поможет людям перейти к более углубленной разговорной терапии.
Проводя время среди природы, участники узнают, «что всему свое время». Они приходят к пониманию того, что, когда жизнь становится чрезмерно напряженной, ей начинает не хватать смысла, и что пауза не означает потерю времени, если она приносит с собой более глубокую связь с жизнью. Одна женщина рассказала о том, как простое наблюдение за «мини-миром, который движется в своем собственном темпе», породило чувство «счастья, которого вы никогда не найдете в больнице». У саженцев, деревьев и камней жизненные циклы намного короче и намного длиннее, чем у нас. Спектр времени, который можно пережить в саду, является важной частью терапевтического эффекта.
Дональд Винникотт однажды написал[319] о том, что срыв может стать прорывом. Причина, по которой происходит срыв, заключается в том, что стратегии преодоления и психологические защиты, которые служили нам до сих пор, перестают работать и начинают сами по себе превращаться в проблему. Необходимо выработать новое отношение к жизни, и тогда забота о растениях может научить нас, как жить. Кому-то, например, уход за садом может помочь раскрыть чувство сострадания к себе. Таким образом, чувство неудачи и резкая самокритика, сопровождающие депрессию, начинают смягчаться. Через три месяца после завершения программы Палсдоттир обнаружила, что все участники изменили свой образ жизни. Они научились понимать свои собственные ритмы отдыха и восстановления и каждую неделю находили возможность проводить время на природе. Некоторые отправлялись на длительные прогулки, другие начали заниматься садоводством дома, а некоторые приобрели земельные участки.
Садоводство можно понимать как форму пространственно-временной медицины. Работа на открытом воздухе помогает расширить наше ощущение ментального пространства, а циклы роста растений могут изменить наши отношения со временем. Есть старый каламбур, который однажды процитировала Сьюзен Зонтаг: «Время существует для того, чтобы все не происходило одновременно… а пространство существует для того, чтобы все это не происходило с нами»[320]. Когда мы больны, верно и обратное. Депрессия, травма и тревога – все это сужает наши временные горизонты и ментальное пространство. Чувства безнадежности и страха сжимают будущее. Прошлое и настоящее в большей или меньшей степени сливаются воедино из-за зацикленности на старых обидах, а обращенность ума вовнутрь означает, что нам кажется, что «все» происходит с нами.
Переживание «медленного времени» играет важную роль в противодействии этому. Медленное время не означает, что вы делаете что-то медленнее. Люди, страдающие от эмоционального выгорания и депрессии, значительно замедлились и тем не менее не восстановились. Медленное время вступает в живую связь с настоящим. Карл Юнг сам развивал этот опыт, проводя время в своей башне на берегу озера в Боллингене. Здесь, в отсутствие электричества, он соединялся с естественными ритмами жизни. Он писал по утрам, а затем, после сиесты, работал на открытом воздухе; ухаживал за своей картофельной грядкой и кукурузным полем, а также рубил дрова[321]. Во время войны он обрабатывал больше земли. Помимо кукурузы и картофеля, он выращивал бобы, пшеницу и мак для получения масла. Эти занятия всегда восстанавливали и освежали его, «ибо именно тело, чувства, инстинкты связывают нас с землей»[322]. Благодаря тому, что он обосновался на природе, Юнг ощущал огромную взаимосвязь жизни: «Временами мне кажется, что я рассеян по ландшафту, распределен внутри вещей, что я сам живу в каждом дереве, в плеске волн, в облаках и животных, которые приходят и уходят, в чередовании времен года». Для Юнга такие переживания были способом получить доступ к «человеку, которому два миллиона лет, живущему в каждом из нас».
Гуру «зеленой активности» Джулс Претти, профессор экологических и социальных наук в Университете Эссекса, считает, что подобный иммерсивный опыт является наиважнейшим даром, который природа может предложить нашему психическому здоровью: спокойное наблюдение и медленное слушание питают и оживляют нас. Современный образ жизни, однако, оставляет нам мало возможностей для такого рода погружения, хотя многие люди ищут его в свободное время, уходя на пешие прогулки, занимаясь рыбалкой, наблюдением за птицами или садоводством.
Команда Претти провела исследование, которое показало, что время, проведенное на природе, не только позволяет восстановиться после стресса, но и повышает устойчивость человека к последующим стрессам[323]. Другими словами, это повышает жизнестойкость человека. Их исследование, проведенное среди садоводов-любителей, показало, что самочувствие у тех намного лучше, чем у людей, которые садоводами не являются. Уход за своим участком помог им снизить уровень напряженности, гнева и замешательства[324]. Всего одной тридцатиминутной сессии в неделю оказалось достаточно, чтобы значительно улучшить настроение и самооценку.
Взять земельный участок – значит пустить корни. Это долгосрочное обязательство, которое требует значительных эмоциональных и физических вложений. Участки все еще измеряются в древней англосаксонской системе в перчах и обычно имеют размер около пяти перчей, что составляет примерно 125 квадратных метров. Многие владельцы земельных участков тратят на садоводство от шести до восьми часов в неделю летом и около двух часов зимой. Цифры показывают, что, если человек не бросает садоводство в первые два года, он, как правило, так и будет им заниматься.
На окраине города, недалеко от того места, где я живу, есть несколько участков, затерянных в поле недалеко от железнодорожной дороги. Словно лоскутное одеяло зеленого и коричневого цветов, это пространство представляет собой типичную сборную солянку из единообразия и индивидуальности. Пригоршня небольших сараев, баки для компоста, ящики для фруктов и жерди для фасоли создают ощущение вдумчивого, бережного труда. Летом участки изобилуют овощами, но некоторые садоводы выращивают и цветы – облака розового и фиолетового душистого горошка и свечи ярко-желтых подсолнухов.
Дороти – одна из здешних владельцев земельных участков. Ей чуть за тридцать, у нее стройная фигура и длинные светлые волосы, делающие ее похожей на эльфа. Она рассказала, что считает себя частью поколения, которое возвращается, по ее выражению, «к низкотехнологичным вещам». Она имеет в виду пробуждение в обществе, когда «люди начинают понимать, что если все делается за них, то это не приносит им счастья». Списки очередников на получение земельных участков, как известно, довольно длинные, и Дороти ждала несколько лет. Когда ее очередь наконец подошла, она была беременна своим первым ребенком, сыном по имени Робин. Изначально было решено, что участок будет ее личным проектом, а не проектом ее мужа, и они оба задавались вопросом, не слишком ли много она должна взвалить на себя в тот момент, но после всего ожидания она не могла упустить такую возможность.
Участок, который выделили Дороти, был в запустении и полон сорняков. Сначала у нее упало сердце, но она обратилась за помощью к другу, который вспахал его своим трактором. С тех пор она работает над улучшением почвы, готовя компост и внося его в землю. Одной из ее первых посадок была яблоня, затем пришла очередь клубничной рассады, так что теперь примерно пятую часть участка занимает клубника.
Участок окружает живая изгородь – разросшиеся дубы и боярышник, и он кажется тихим и уединенным. Это идеальное место для Дороти и двух ее детей – там она чувствует, что они будут в безопасности, даже если случайно заблудятся. Но они редко бродят за пределами участка: младшая сестра Робина, Поппи, любит ползать и есть клубнику, пока Дороти занимается прополкой, а Робин играет со своим экскаватором на небольшом участке, который она отгородила для него палками.
Независимо от того, какого мы возраста, садоводство может быть формой игры. Винникотт описал психологическое значение способности играть следующим образом: «Именно в игре и только в игре ребенок <…> способен творчески проявиться и <…> только в творчестве личность находит себя». В этом смысле игра – отнюдь не отвлекающее занятие или развлечение, как может показаться; это восстановительная деятельность, которая в высшей степени наполнена смыслом. Все это, безусловно, относится и к Дороти, которая обнаружила, что «если в вашей жизни происходят по-настоящему важные события, вы можете понять их через сад».
Часть этого эффекта поддержки для Дороти заключалась в возвращении к своему детству. Она поделилась воспоминаниями о том, как бывала со своим отцом на его участке. Временами он катал ее на тачке, и она вспоминала, как «использовала ревень в качестве зонтика». Летом они с сестрой устраивали грядки под зарослями ревеня. Однажды они там заснули, и отец нашел их, свернувшимися калачиком, в тени гигантских листьев.
Перед домом у Дороти и ее мужа есть только крошечное открытое пространство, и она считает, что присматривать за Робином, «физически очень развитым» маленьким мальчиком, намного проще на участке. Все там чрезвычайно дружелюбны, поэтому у детей всегда есть готовый «запас» бабушек и дедушек. Она сама завела несколько друзей, и ей нравится, что в садоводстве отсутствует конкуренция, поэтому так легко попросить совета и обменяться идеями. Но хотя садоводство может быть компанейским и социальным занятем, для Дороти важно, чтобы этой социальности было не слишком много. Но, как правило, люди все же больше заняты своими делами, так что у Дороти достаточно времени для того, чтобы проводить его в одиночестве.
Рождение ребенка – одно из самых жизнеутверждающих и творческих переживаний, однако оно также является одним из самых изнуряющих и энергозатратных. После появления Поппи Дороти решила бросить работу и полностью посвятить себя материнству. Примерно шесть месяцев спустя она заметила, что каждый день плачет. У нее начался «спад», и ей прописали антидепрессанты, которые она какое-то время принимала. Труднее всего ей давалась борьба с потерей самоуважения: «Ты мама, ты не зарабатываешь никаких денег, и это немного унизительно».
Земельный участок помог ей выбраться из этой нисходящей спирали. В частности, она открыла для себя, что установленные природой временные рамки с их «окном возможностей» являются хорошим противоядием от прокрастинации. Как она объяснила: «Сад дает вам цель и расписание. Это дисциплинирует вас, держит в тонусе». Такого не было в случае с другими видами деятельности. «Если я шью лоскутное одеяло, оно может годами лежать в ящике стола – импульса нет».
Под влиянием силы тяжести земного календаря Дороти как-то посадила чеснок в землю всего за час, который у нее был до того, как ей нужно было забрать Робина из детского сада. «Шел проливной дождь, но я все равно сделала это и наслаждалась от нахождения среди природы. Была такая плохая погода, что мне просто было уже смешно из-за того, чем я занимаюсь, но в то же время я испытала настоящее чувство удовлетворения, высадив все в землю». Сад также дал ей ощущение собственного места: «Это не где-то у нас в доме, это мое личное пространство». Это чувство «побыть вдали» важно для нее. Время в саду Дороти считает «более позитивным, чем простой отдых, потому что я при этом делаю что-то полезное». Дома она постоянно оценивает, насколько хорошо справляется с хозяйством, а это значит, что она постоянно наводит порядок и убирает за детьми. В доме неизбежно почти сразу же, как что-то сделано, возникает новый беспорядок; но в саду грязь – это не грязь, а плодородная почва. Как выразилась Дороти: «Вы не можете требовать от сада идеального порядка, но в этом и плюс. Здесь вы не чистите грязь, вы с ней работаете».
В отличие от уборки пылесосом и сбора игрушек по дому, Дороти получает от сада весьма ощутимую выгоду. В прошлом году она вырастила «огромный лук-порей», а также множество других продуктов, таких как мангольд, свекла и тыква. Как она выразилась: «Иметь возможность что-то сажать, выращивать, собирать урожай и кормить этим себя и своих детей чрезвычайно приятно». Нейробиолог Келли Ламберт считает, что наша вера в способность самостоятельно формировать свою жизнь зависит от способности формировать свое физическое окружение. Когда действия приводят к результату, который мы можем видеть, чувствовать и осязать, мы начинаем больше чувствовать свою связь с окружающим миром и возможность своего контроля над ним. «В нашем стремлении выполнять меньше физической работы, чтобы приобрести то, что хотим и в чем нуждаемся, мы потеряли нечто жизненно важное для нашего психического благополучия», – пишет она.
По словам Ламберт, наш мозг настроен на управление окружающей средой. Когда возможностей для этого не хватает, наше чувство подвластности мира ослабевает, и мы становимся более уязвимыми к депрессии и тревоге. Ее эксперименты на крысах продемонстрировали, что, когда им приходится прилагать усилия для добывания пищи, а не просто пассивного ее потребления, они проявляют больше решимости, сталкиваясь с препятствиями. Она называет это явление «выученной настойчивостью»[325]. Подобное свойство у людей, по ее мнению, приводит к появлению у нас чувства оптимизма по поводу нашей способности влиять на собственные жизненные ситуации. Это контрастирует с «выученной беспомощностью», которая предполагает, что мы ощущаем себя во власти внешних событий. Она считает, что нам нужны постоянные стимуляторы или напоминания о том контроле, которым мы обладаем, поскольку это активным образом влияет на физиологию и химический состав того, что она называет «цепочкой вознаграждений за усилия».
ebooksa