Верить или не верить этому персонажу русских народных сказок? Кто он? А если верить, то куда именно поворачивать?
– Что надобно тем анархистам? Денег? Имущества?
– Ничем не гнушаются, все забирают, и житуху тож, – поделился мужик.
При этом он не выглядел огорченным: то ли радость избавления от напасти так на него действовала, то ли просто-напросто кровь вскипела от нетривиальных приключений.
Евгений наклонился к князю и вполголоса поделился своим планом:
– Я поскачу вперед, разузнаю, что к чему, а вы пока тут подождите.
– Чего ждай? Не надо назад ехай, – выступил возница, который, оказывается, все слышал. – Лошадь устала, назад не доехай. Надо ночевать.
– Не надо спешить. Мы толком не понимаем, кто этот человек. Постоим немного, сзади движутся экипажи, нас догонят, вместе примем решение, – предложил Глеб Веньяминыч.
– Хорошо, но я все же проскачу с полверсты, – настаивал Евгений. Испуганные дамы не вмешивались в разговор. Мужик с корягой тем временем снова растворился в лесу.
Жока вскочил на неоседланного жеребца и, озираясь, порысил по дороге, делавшей в этом месте плавный поворот. Через пять минут он уже скрылся из глаз. Гарифулла сохранял странное спокойствие – очевидно, такие сюрпризы ему встречались не впервой. Через полчаса возле Шаховских собралось уже три экипажа, с десяток конных, почти все мужчины запаслись оружием. Некоторые попутчики из местных рассказывали, что какие‐то бандиты орудовали в лесах между Волгой и Доном и называли себя анархистами, хотя по факту просто-напросто разбойничали на большой дороге. Стоило ли их бояться? Да в пути всегда чего‐нибудь стоило опасаться, хотя бы того, что лошадь обезножит. Потихоньку возобновили движение.
– Там кавалерийский разъезд кого‐то задержал – наверное, спутал карты бандитам, – сообщил подъехавший Жока, – повезло нам. Лучше бы не расставаться с попутчиками.
На том и решили. Большое село, где остановились на ночлег, уже пообвыклось с Гражданской войной, на подходах к нему с обеих сторон стояли телеги, нагруженные мешками с песком, за ними караулили патрульные из числа добровольцев. В провалах между мешками торчали ружья.
– Нам лишние хлопоты не нужны, – сказал высокий дядька со сдвинутыми к переносице бровями, – коли мирный человек, проходи.
Расположились в низкой крестьянской избе, желтевшей свежей соломенной крышей. В качестве оплаты ушла куча ассигнаций, которые хоть и вышли из употребления, но все равно принимались в оплату несознательными и запасливыми. На эту сумму в другое время можно было оплатить постой в самой фешенебельной петербургской гостинице.
– Вот ты спрашивала, Дашенька, не вернуться ли нам, – вполголоса вещал Глеб Веньяминыч после ужина из молодой картошки с зеленью, сдобренной постным маслом, тугой, напитанной еще не выветрившимися соками земли, не то что мягкая безвкусная вата, которой та же картоха становилась к весне.
– Слишком много сладостных воспоминаний осталось в Новоникольском. – Княгиня мечтательно закатила глаза.
– Это ты имеешь в виду старую сытную жизнь. А теперь я и не знаю, богат я или нищ и гол. Того, что нами истрачено в дороге, раньше хватило бы на свадьбу дочери, да еще и на приданое осталось бы. А теперь? Нет, душенька, государство – это в первую очередь стабильность. А без нее и государства не надобно.
Хозяйка избы с детьми ушли спать в сени, Гарифулла с Жокой полезли на сеновал. Лошади, которым не досталось места в крестьянском скотнике, спали стоя, привязанные к невысокому тыну. На улице изредка слышались голоса: то переговаривались караульные, среди которых бродил и хозяйкин муж.
Августовская ночь не принесла с собой прохлады. Сошедшие с ума цикады стрекотали, как лента новомодного синематографа, громко и требовательно. Где‐то далеко ухал филин, кто‐то робко растянул гармошку, но тут же заставил ее замолчать – мол, неуместно беззаботное веселье в шальное время. Бархатная южная темень в отличие от сибирской – полупрозрачной, ненадежной – обволакивала и усыпляла.
Когда Жока открыл глаза, на сеновале вовсю хозяйничали утренние сумерки. Рядом посапывал Гарифулла, во дворах заливались петухи. Он спросонья подумал, что спит дома и сейчас мамка встанет и замесит тесто на пироги, а потом соберет хрустящих огурчиков и вытащит из погреба запотевшую крынку с домашним каймаком. Подстелив китель под голову, чтобы не кололась вредная солома, он перевернулся на другой бок.