Ревякин подошел к решетке КПЗ:
— Хренков! Про часики слышал? Откуда дровишки?
— Не мое это!
— Давай колись, у кого подрезал? Все равно ведь найдем.
— Погоди-ка! — бросив недокуренную сигарету в жестяную банку, Алтуфьев соскочил с подоконника. — А ну, что за часики? Дай-ка сюда. Ага… Плоские, позолоченные, марки «Заря», производства Пензенского часового завода. Малиновый циферблат… Точно такие имелись у гражданки Лидии Борисовны Кирпонос, недавно убитой.
— Лида-а! — задержанный закричал, завыл даже, заколотил в обитую железным листом дверь, сбивая в кровь руки. — Лида-а!
— Откуда часы, спрашиваю? — снова напомнил опер.
— Говорю же, не знаю!
— А как в твою куртку попали?
— Подбросили. Ну, командир, — точно не мое! Ну вот честное слово. А Лиду я любил, да…
— Поговорим? — переглянувшись с Ревякиным, предложил следователь. — Или ты трезветь еще будешь?
— Не, начальник! Протрезвел уже. Протрезвел.
Хренков и впрямь держался вполне вменяемо. Поплакавшись «за Лиду», даже вспомнил, что куртку-то перед дракой он снял… вот только не помнил, куда бросил.
— Добрые люди на скамейку повесили, — усмехнулся Игнат. — Потом нам передали.
Алтуфьев насторожился:
— А кто именно передал?
— Да там много народу было… — задумчиво протянул оперативник. — Хотя установить можно. Дорожкин поможет.
Распахнув дверь, Ревякин громко покричал в коридор:
— Дорожкин! Игорь! Кто куртку передал?
— Да теперь уж поди вспомни, — участковый выглянул из дежурки. — Там народу было! А! Так завклубом и передал — Серега.