Полудницы

В руках полудницы блеснул медный черпак. Похоже, она не могла решить, что делать с непрошеным гостем. Вода из черпака тонкой струйкой лилась на землю.

Азим так и сидел, опершись спиной о дерево. Он, кажется, ничего не замечал вокруг себя, ему становилось все хуже. Гульшан поймала себя на том, что смотрит на него, а полудница, словно уловив ее мысли, двинулась к старику.

Девушка вскрикнула, но не осмелилась перегородить дорогу чудовищу, споткнулась о кочку, упала навзничь.

«Все повторяется» – в истерике думала Гульшан. – «Пациент на пляже, к которому мы приехали с бабушкой на «скорой»… У него тоже было что-то с сердцем?».

Почему их тянет к больным? Или в их присутствие людям делается худо?

У нее закружилась голова.

– Отойди от него! – Гульшан услышала свой голос, как чужой.

Полудница не обратила на нее никакого внимания. Она приблизилась к старику и наклонилась, рука, источавшая слабое сине-желтое свечение, потянулась к Азиму.

Чудовищным усилием воли девушка заставила себя сдвинуться с места. Одеревеневшие конечности делали ее неуклюжей, и ей приходилось мысленно приказывать ногам сделать шаг, затем еще один.

Сейчас рука полудницы прикоснется к нему, и старик вспыхнет, как пропитанный горючим факел. Или она оставит смертельный ожог на его коже… Или высосет душу!

Сбить с ног, оттолкнуть в сторону! Гульшан бросилась вперед, но тут случилось нечто странное, и она остановилась, взрыхляя подошвами песок. Азим поднял потное лицо и поглядел прямо на полудницу, а ее ладонь нежно, по-матерински, погладила его по щеке.

– Мария, – произнес старик глухо. – Это ты…

Гульшан почувствовала новый приступ головокружения. «Мария. Так звали дочь Азима, которая пропала на горе Шахан. Но причем здесь она?».

Девушка, не отрываясь, следила за движениями полудницы, как ее рука медленно опустилась вниз, а ладонь плотно прижалась к груди Азима. Мышцы его шеи мгновенно обмякли, голова опустилась.

– Оставь! – на этот раз девушка крикнула во всю мощь, не раздумывая, вцепилась в руку полудницы, прижатую к груди старика, и постаралась отнять.

Это касание заставило девушку взвыть. Плоть полудницы обожгла, но не жаром углей, а ледяным холодом, который расползался от ладони чудовища по груди Азима.

И тут Гульшан подняла глаза и увидела ее лицо. Может, в первый и последний раз в своей жизни. Монстр? Чудовище? Нет…

Сухая песчаная кожа. Глубокая страдальческая складка между опаленных бровей. Застывшие глаза, в которых ни слезинки, только мертвый дух пустыни, жажды, голода. Глаза, в которых страх иссушил последний человеческий родник – надежду. Это лицо вздрогнуло, поплыло, задрожало у Гульшан перед глазами, будто его лепили из клубов мягкого дыма. Девушка видела тонкий красивый нос матери и смеющиеся губы отца, строгий цепляющий взгляд бабушки, превращающийся в нежный и мягкий тети Альбины.

Почему Азим назвал полудницу Марией? Он что-то перепутал. В этом лице все те, кто когда-то любил Гульшан, радовал, целовал…

Горело. Слепило. Кололи лучи. Девушка зажмурилась и потрясла головой.