Короткий плач, похожий на мяуканье, можно было различить даже сквозь плеск воды и щебетание птиц.
Гульшан убрала волосы под кепку, оглянулась:
– Нам нужна лодка. Срочно.
У сломанной пристани они нашли самодельный плот с шестом, старый, но с виду надежный.
Ивовые листья неспешно плыли в буром потоке. На плоту могли поместиться только двое, поэтому монахинь звать не стали, да и время было дорого.
Азим взялся за шест, оттолкнулся. Вода мягко омыла просмоленные бревна. Чтобы пересечь реку, ему потребовалось всего несколько раз оттолкнуться от дна, и они уже причалили к другому берегу.
Гульшан ступила на него и снова услышала плач, на этот раз ближе. Она развернулась и пошла на звук, раздвигая руками мешавшие побеги рогоза и тростника. Густая щетка болотной травы цеплялась за ноги. Истошно квакали лягушки.
Позади нее какое-то время слышался шорох и треск, это следом пробирался Азим. Острые листья тростника резанули кожу, Гульшан прижала палец к губам, почувствовала привкус ржавчины.
Еще через несколько шагов ее правая нога провалилась по колено в яму с мутной водой, выбираясь с хлюпаньем из грязи, Гульшан чуть не оставила там ботинок.
Но обращать на это внимание было некогда, в ее голове все еще звучал детский голосок – ориентир, на который она шла.
Скоро девушка поймала себя на том, что пробирается сквозь заросли одна, и обернулась – Азим исчез, ни шороха, ни треска. Она его позвала – ничего.
Гульшан выругалась и пошла назад – если плач больше не зазвучит, она заблудится в этих бесконечных зарослях. Она раздвинула тростник…
Старик сидел на мокрой земле, без шляпы, тяжело дышал и держался за сердце.
«Я говорила, что так и будет», – хотела крикнуть она, но что-то ее остановило. Азим поднял пунцовое лицо, мутные глаза.
Она измерила ему пульс. Ритм был неровным, рваным.
– Мне все-таки придется взять вас на ручки, – произнесла она как можно мягче, пытаясь приободрить старика.
– Сейчас, сейчас… – пыхтел он, всеми силами стараясь не наваливаться на нее и самостоятельно передвигать ноги.
Гульшан пыталась найти хоть какое-нибудь ровное место, чтобы он мог передохнуть, но прилечь было негде: повсюду грязь, тростник и ветки.
Теперь их передвижение по зарослям превратилось в бесконечный ад. Как Гульшан и опасалась, они заблудились.
«Если в течение пятнадцати минут боль в сердце не утихнет, значит, у него инфаркт», – думала она, ожесточенно продираясь вперед.