После ужина кто-то предложил помузицировать.
Сирил нахмурился и внезапно встал. Все еще хмурясь, он подошел к книжному шкафу и принялся разглядывать книги.
Бертрам подмигнул Билли.
– Что такое, Сирил? – весело и нахально спросил он. – В чем сегодня дело? В табурете, в пианино, в публике?
Сирил только пожал плечами в ответ.
– Понимаете, – небрежно пояснил Бертрам ничего не понимающему Аркрайту, – Сирил никогда не станет играть, если пианино, педали, погода, ваши уши, мои часы и его пальцы не будут идеальны.
– Ерунда, – презрительно сказал Сирил, отбрасывая книгу и снова садясь на стул, – просто я не хочу сегодня играть, вот и все.
– Видите, – кивнул Бертрам.
– Понимаю, – удивленно согласился Аркрайт.
– Насколько я знаю, мистер Мэри Джейн поет, – тихо заметила Билли.
– Да! Между прочим! – нервно сказала тетя Ханна. – Она… то есть он… приехал в Бостон учиться музыке!
Все засмеялись.
– Может быть, вы споете? – спросила Билли. – Вы можете петь без нот? У меня есть много всяких песенок.
На мгновение – но только на мгновение – Аркрайт замялся, потом встал и подошел к пианино.
С уверенностью опытного музыканта он пробежал пальцами по клавишам и сыграл несколько аккордов, чтобы проверить инструмент, а затем чисто и сильно, к восторгу всех слушателей, запел хорошо поставленным тенором «Минувших дней очарованье, зачем опять воскресло ты?» из «Серенады» Шуберта.
При первых же звуках Сирил приподнял подбородок. Слушал он с очевидным удовольствием. Бертрам тоже демонстрировал одобрение. Уильям и тетя Ханна, устроившись в креслах, довольно кивали друг другу. Мари в своем уголке замерла от восторга. А что до Билли – Билли не замечала ничего, кроме певца и песни. Она, казалось, боялась шевелиться и дышать, пока песня не кончилась, а потом только шепнула тихонько:
– Как прекрасно!
Бертрам, глядя на нее, почувствовал глухое раздражение.
– Аркрайт, вы счастливчик, – сказал он почти зло, – хотел бы я так петь.
– А я бы хотел уметь писать «Лица девушек», – улыбнулся тенор, отходя от пианино.