– Мистер Аркрайт, не останавливайтесь! – запротестовала Билли, вскакивая на ноги и бросаясь к пианино. – Я хочу, чтобы вы спели одну песенку Невина [11]. Вот она. Позвольте мне аккомпанировать! – она села туда, откуда он только что встал.
Это было начало конца. За Невином последовал Де Ковен, за Де Ковеном Гуно [12]. Потом снова Невин под аккомпанемент Билли. Затем настало время дуэта. Билли не считала себя певицей, но голос у нее был хороший и приятный, и она немного училась. Этот голос очень хорошо сочетался с чистым тенором.
Уильям и тетя Ханна все еще улыбались друг другу, хотя тетя Ханна уже потянулась за розовой шалью – от музыки у нее по спине побежали мурашки. Сирил с Мари ускользнули в маленькую гостиную напротив, якобы для того, чтобы посмотреть на план дома, который они, как было известно решительно всем, не собирались строить еще целый год.
Бертрам, оставшийся на своем месте, перестал ощущать неясное раздражение. Теперь оно стало совершенно очевидным и сильным – раздражение на себя самого, на Билли и на этого Аркрайта, но особенно на музыку как таковую. Он терпеть не мог музыку. Он хотел бы уметь петь. Интересно, за какое время можно научить взрослого человека петь? И можно ли вообще научить того, кто никогда не пел?
Тут песня закончилась, и Билли со своим гостем отошла от пианино. Немедленно после этого Аркрайт очень изысканно со всеми распрощался и вместе со своим чемоданом отбыл в отель, где, как он заверил тетю Ханну, ему уже приготовлена комната.
Уильям ушел домой, тетя Ханна поднялась наверх. Сирил и Мари отыскали еще более уединенное место, чтобы изучать свои планы, и Бертрам наконец-то остался наедине с Билли. За этот чудесный час, проведенный с ней перед камином, он успел забыть, что ненавидит музыку, только уходя домой, наконец спросил:
– Билли, а сколько времени уйдет, чтобы научиться петь?
– Не знаю… Не уверена, – рассеянно ответила Билли, а потом вдруг горячо сказала: – Правда у мистера Мэри Джейн очень красивый голос?
Бертрам пожалел, что задал вопрос, но сказал только:
– Мистер Мэри Джейн, надо же! Какое нелепое имя!
– Но поет он прекрасно.
– Да? Да, вроде неплохо, – ответил Бертрам вслух. Его выражение лица ясно говорило: «Петь все могут».
Глава VIII
М. Дж. начинает игру
Наутро после первого в сезоне концерта Сирила Билли сидела за шитьем вместе с тетей Ханной в маленькой гостиной наверху. Тетя Ханна накинула всего одну шаль, то есть чувствовала себя удивительно хорошо.
– Надо бы позвать Мари сюда, она бы все заштопала, – заметила Билли, критически оглядывая крошечную дырочку на черном шелке, натянутом на грибок для штопки. – Хотя, наверное, она предпочла бы дырку побольше. Она обожает наводить черные кружевные мосты через зияющие белые моря. Можно подумать, что от того, насколько аккуратно натянута каждая нитка, зависит безопасность нашей армии.
Тетя Ханна улыбнулась, но ничего не сказала.
– Наверное, вы не знаете, какого размера дыры на носках Сирила, – продолжила Билли через минуту. – Вы не поверите, но эта мысль пришла мне в голову вчера, когда он с таким блеском играл концерт. Да-да, прямо во время адажио [13]. Несмотря на всю радость от музыки, я с трудом удержалась от того, чтобы немедленно не спросить у Мари, как обстоят дела с бельем Сирила.
– Билли! – воскликнула шокированная тетя Ханна, но тут же хихикнула: – Если мне не изменяет память, когда я впервые оказалась в одном доме с тобой, Уильям сказал мне, что Сирил ни за что не наденет заштопанные носки.
– Господи! – Билли в притворном отчаянии замахала чулком. – Это недопустимо! Это разобьет сердце Мари. Вы же знаете, как она любит штопать.