– Как зачем? Чтобы остынуть, конечно, или, быть может, чтобы найти более удобное ложе… или… но, в конце концов, какое нам дело, зачем он пошел бродить по дому – он никогда этого не объяснял, и нечего тратить время на праздные предположения.
Итак, дед некоторое время отсутствовал; возвращаясь к себе в комнату, он, уже у самой двери, услышал какой-то непонятный и странный шум. Он остановился и прислушался. Казалось, что некто, невзирая на астму, пытается петь, чего бы это ни стоило. Ему вспомнились толки о том, что комнату посещает нечистая сила, но он не верил в сверхъестественное и поэтому, тихонько приоткрыв дверь, заглянул внутрь.
Вы только подумайте, джентльмены: там происходила возня, способная поразить самого св. Антония! При свете пламени, пылавшего в очаге, он увидел человека со сморщенным бледным лицом. Этот человек был одет в долгополый халат из фланели, его голову венчал высокий белый колпак с кисточкой. Он сидел у огня и держал под мышкою мехи, напоминающие мехи волынки, из которых он извлекал астмическую музыку, обеспокоившую моего деда. Играя, он кривлялся, дергался, лицо его искажалось тысячей самых необыкновенных гримас, он покачивал головой и потряхивал колпаком с кисточкой.
Дед счел это весьма странным, в высшей степени наглым, и уже хотел спросить незваного гостя, по какому праву он в чужой комнате играет на своем духовом инструменте, как вдруг явилась другая причина для изумления. В противоположной стороне комнаты внезапно сорвался с места кожаный стул с высокою спинкой – колченогий, разудалый, обитый рядами медных гвоздей: сначала он выбросил вперед свою ножку, изображавшую лапу с когтями, затем изогнутую ручку и наконец, сделав коленце, грациозно скользнул к легкому стулу, крытому потускневшей парчой и с дырою вместо сиденья, чтобы галантно повести его в призрачном менуэте.
Музыкант играл, все яростнее и яростнее мотая головой и колпаком, как безумный. Постепенно танцевальная мания захватила другие предметы. Старинные долговязые кресла кружились парами в контрдансе; трехногий стул отплясывал матросскую пляску, хотя, говоря по правде, ему чертовски мешало изобилие ног; дело дошло до того, что пылкие и влюбленные щипцы, обняв совок вокруг талии, закружились с ним в вихре немецкого вальса. Короче говоря, все движимое имущество пришло в движение; все делали пируэты: руки накрест, руки направо, руки налево и черт его знает как! Все, все, кроме большой шифоньерки, которая у себя в углу, точно почтенная старая дама, все приседала и приседала, в точности следуя ритму музыки, то ли потому, что была слишком тучна, чтобы пуститься в пляс вместе со всеми, то ли за недостатком партнера.
Дед решил, что последнее и является истинною причиною, и, будучи любезен (как настоящий ирландец, вечно влюбленный в прекрасную половину рода человеческого и к тому же всегда готовый пошутить и позабавиться), пустился вприпрыжку по комнате, крикнув музыканту, чтобы тот валял «Пэдди ОʼРеферти»; вприпрыжку подскочил к шифоньерке, схватил ее за ручки, чтобы вывести в круг, как вдруг трах, тарарах… и все прекратилось. Кресла, столы, щипцы и совок в мгновение ока очутились на своих прежних местах, музыкант исчез в дымоходе, позабыв впопыхах свои мехи. Очнувшись, дед обнаружил, что он на полу; он лежал перед поваленной на пол шифоньеркой, у которой были оторваны ручки, а ручки были у деда в руках.
– Судя по всему, это попросту сон, – сказал любознательный джентльмен.
– Черта с два! – воскликнул ирландец. – Не бывало, пожалуй, ничего более реального. Честное слово, я дал бы немало, чтобы взглянуть на того, кто осмелился бы заявить моему деду, что это был попросту сон.
Итак, джентльмены, шифоньерка была весьма солидного веса, и мой дедушка тоже, в особенности со стороны тыла. Вы без труда можете сообразить, что два столь тяжелых предмета, свалившись на пол, произвели дьявольский грохот. Честное слово, старый дом сотрясся так, точно случилось землетрясение. Весь гарнизон был поднят на ноги, как по тревоге. Хозяин, спавший внизу, помчался со свечкой в руке выяснить причину случившегося, но, несмотря на всю его прыть, хозяйская дочка прибыла к месту происшествия прежде отца. За хозяином следовала его супруга, за которою следовала пухленькая буфетчица, а за нею – хихикающие служанки, жмущиеся друг к другу, одетые как попало, – все ужасно спешили, чтобы увидеть, какую шутку черт сыграл со смелым драгуном.
Дед рассказал о необычайной картине, свидетелем которой он был, причем оторванные ручки распростертой на полу шифоньерки служили неопровержимым свидетельством в пользу его показаний. Да и нельзя было оспаривать столь очевидные вещи, в особенности, когда имеешь дело с человеком, наделенным комплекцией моего деда, который, судя по всему, мог заставить поверить каждому своему слову с помощью шпаги или национальной ирландской дубинки. Хозяин скреб свой затылок и тупо уставился в одну точку, как он имел обыкновение делать всякий раз, когда оказывался в затруднительном положении. Хозяйка скребла – нет, она не скребла затылка, но почесывала в раздумье лоб с таким видом, будто она не удовлетворена объяснением. Но хозяйская дочка поддержала постояльца, вспомнив о том, что последним жильцом этой комнаты был прославленный фокусник, умерший от пляски св. Витта и, без сомнения, заразивший мебель своей болезнью. Благодаря этому, все получило должное объяснение, в особенности если принять во внимание сообщение служанок, заявивших, что им не раз приходилось наблюдать в этой комнате самые необычайные и загадочные явления, и так как они дали в этом честное слово, то ни у кого не могло остаться и тени сомнения.
– И ваш дедушка снова улегся в этой же комнате? – спросил любознательный джентльмен.
– Этого я сказать не могу. Где провел он оставшуюся часть ночи – тайна, которой он так и не сообщил. Хотя он и был старым служакой, тем не менее не мог похвалиться хорошим знанием географии и поэтому в своих ночных странствиях по гостиницам легко сбивался с пути, так что по утрам нередко не мог отдать себе в них отчета.
– Не имел ли он обыкновения блуждать, как лунатик? – спросил старый джентльмен с глубокомысленным видом.
– Насколько я знаю, нет.
Таинственный портрет
Так как одна необыкновенная история влечет за собой другую и так как тема рассказов, по-видимому, не на шутку увлекла нашу компанию, расположенную вывести на сцену всех своих родственников и предков, нам пришлось бы, вероятно, услышать еще о множестве загадочных происшествий, не проснись и не зевни громко и сладко один грузный старый охотник, безмятежно проспавший весь вечер. Его зевок разогнал чары. Привидения мгновенно исчезли (как если бы послышалось пение петуха), и все заторопились на боковую.
– Ну, а где же комната с привидениями? – воскликнул, берясь за свечу, капитан.
– Итак, кто герой этой ночи? – сказал джентльмен с обезображенным лицом.
– Это мы узнаем лишь утром, – заявил старый джентльмен с необыкновенным носом: – кто будет бледен и хмур, тот, видно, встретился с призраками.
– Да, джентльмены, – произнес баронет, – в шутках нередко содержится истина – короче говоря, один из вас этой ночью будет спать в комнате…