Я опираюсь о подушки и гляжу на дочку, спящую у меня на руках, — ее крохотное тельце завернуто в одеяло, которое обнаружилось среди белья. Я разглядываю ее личико — губки сжаты, глазки закрыты, на щечках румянец — и знаю, что сделаю все на свете, лишь бы защитить ее, что все решения, которые я приняла в своей жизни, вели меня к этому мгновению.
К ней.
Моей дочке.
Люси.
Я никогда не догадывалась, что можно любить так сильно, настолько переполняться чувством.
У нее мой нос. И рот, пожалуй, тоже. От Тома почти ничего нет, но, возможно, я просто не хочу замечать. В кого бы она ни пошла, она абсолютное совершенство.
Уже поздно, и за последний час или около того шторм заметно усилился. На лице Джона явственно читается тревога, с каждым мгновением он все больше мрачнеет и замыкается в себе. Во время родов и сразу после появления Люси на свет он так старался, чтобы у нас с ней все получилось, что, казалось, забыл о шторме. Но сейчас мы с ней в порядке, а шум снаружи становится все слышнее, и он с напряженным видом расхаживает взад и вперед по комнате.
— Эти звуки напоминают вам о войне, да?
— Да.
— А помочь как-нибудь можно?
— Не особенно, к сожалению.
— Мне казалось, раньше вы так не переживали. Во время родов. Наверное, отвлекались.
— Возможно. Это из-за волнения. Я ведь, как уже говорил, давно не практикую, а тут условия отнюдь не идеальные. Но вы отлично справились. Вы обе.
— Я страшно боялась, — сознаюсь я. — Но вы меня успокаивали. И, казалось, все держали под контролем. Спасибо вам за это. Что приехали. И за все, что сделали для нас.
— Я должен был быть тут и рад, что вы были не одни. Такой непогоды я никогда не видел.
— Я тоже. Все думали, что он пройдет мимо.
Интересно, Том был в море, когда разразился шторм? Ударил ли он и по Ки-Уэст? Возможно, он даже не знает, что я ушла, и ураган — идеальная возможность исчезнуть и начать все заново.
Я не могу вернуться к прежней жизни.
— Надеюсь, тетя Элис осталась в гостинице. Надеюсь, она никуда не поехала.