– В нынешнем истощённом состоянии казны и с очень вероятным событием надвигающейся новой гражданской войны было бы неразумно тратить такие огромные средства на эту встречу с королевой, Вашей дочерью.
– Это правда, я потратила много средств, ибо репутация королевства должна поддерживаться, по крайней мере, во внешних делах, тем более, что государственная казна истощена, – безапелляционно ответила Екатерина.
Несмотря на это, королева-мать была не в силах унять вражду и зависть, которые возникали среди огромного количества дворян, собравшихся в Байонне. Споры происходили ежедневно, и часто оказывалось невозможным решить их без прямого обращения к суверенам. Самое серьёзное соперничество произошло между герцогами де Лонгвилем и де Гизом. Этот последний, хотя ему было всего пятнадцать лет, уже проявил честолюбие, свойственное его роду, и претендовал на превосходство над герцогом де Лонгвилем в силу своего предполагаемого происхождения от Карла Великого и родственных связей его семьи с домом Бурбонов. Однако герцог де Лонгвиль, который был потомком графа де Дюнуа, незаконного сына Людовика, герцога Орлеанского, ссылался на привилегии, предоставленные его роду и дающие преимущества перед принцами крови, в том числе, на наследственную должность главного королевского камергера. Екатерина созвала совет, чтобы принять решение по поводу притязаний этих принцев: были вызваны свидетели с обеих сторон, но поскольку герольды заявили, что при крещении королевы Испании герцог Франсуа де Гиз занимал ранг после принцев королевской крови, то решение было вынесено в пользу Лонгвиля. Сама Екатерина Медичи выразила своё удовольствие по этому вопросу, радуясь смирению высокомерных притязаний Гизов, и добавила:
– В случае, если упомянутые принцы не смогут удовлетвориться принятым решением, то я приказываю им обоим удалиться из Байонны, поскольку не собираюсь омрачить свою радость их соперничеством.
Затем последовал аналогичный скандал между герцогами де Невер и де Немур, который был решён пользу первого, который утверждал, что происходит от Бургундского, Альбрехтского и Бурбонского домов, в то время как герцог де Немур ведёт свою родословную только от боковой линии Савойского дома.
Когда эти вопросы были урегулированы, Карл IХ сообщил присутствующим членам своего совета о том, что подарил в знак дружбы и союза своему доброму брату, католическому королю, мощи святого Евгения вместе со святыней, в которой хранилась эта драгоценная реликвия. Затем король добавил, что подарок был принят Филиппом II с огромной радостью, поскольку святой Евгений считался одним из первых апостолов, насаждавших истинную веру в Испании, и что его уполномоченные уже на пути в Сен-Дени, чтобы проследить за переносом священных мощей оттуда в собор Толедо.
По приказу главного маршала в центре города был воздвигнут столб для порки лакеев, приставов и других лиц, которые могли обнажить меч в пределах территории, занимаемой двором. Также была предусмотрена виселица для казни лиц незнатного происхождения, осуждённых за ношение оружия, «без какой-либо предварительной формы или процесса». Ещё было предписано, чтобы никто не толпился вокруг их величеств и не посягал на ковры в церквях, когда королевская семья будет присутствовать на мессе, под угрозой очень суровых наказаний. Вдобавок был издан приказ о суровых телесных наказаниях для любого, кто осмелится украсть факелы, установленные в целях освещения. Главный королевский управляющий получил приказ назначить двенадцать факелоносцев, снабдить каждого факелом из белого девственного воска и разместить их в вестибюле дворца, чтобы те готовы были сопроводить до дома любых знатных особ, которых королю будет угодно таким образом почтить.
6 июня Сен-Сюльпис написал своему брату Кристофу, аббату де Марсильяку, о тёплом приёме со стороны короля Франции и его окружения:
– Меня так хорошо встретили и благосклонно приняли в этой компании, что я не желал бы большего.
После чего добавил, что последует за герцогом Анжуйским, которого Карл IХ направил встретить сестру в Ируне.
В этот же день, в среду, Елизавета совершила торжественный въезд в Памплону, где пробыла одну ночь. В четверг она уже отправилась в Уэрто-Арасуил, а на следующий день достигла границы Наварры. В субботу, 9 июня, королева верхом на белом коне въехала в Сегуру, где её с большой церемонией приняли девять дворян, депутатов провинции, тоже верхом и в шапочках, богато украшенных серебряным кружевом. Приблизившись к королеве, депутаты спешились и поцеловали ей руку, а дон Педро де Зуакола, рыцарь Сантьяго, обратился к ней с речью. Он поздравил Елизавету с её предстоящей встречей с христианнейшим королём, её братом, и королевой, её матерью, которая, по его словам, «обещала большой прогресс в деле религии». На следующий день, на Троицу, королева и её свита прослушали мессу, которую служил епископ Памплоны. Что же касается Карла IХ, то после мессы в соборе он с целью исцеления коснулся руками золотушных больных, прибывших в Байонну из страны Басков и окрестностей Памплоны. Однако внутри была такая духота и давка, что пятнадцать детей задохнулись.
На следующий день Елизавета продолжила своё путешествие и направилась к Вилле Франка, где, поскольку это была обычная деревушка, её приветствовал коррехидор Франсиско Мальдонадо де Салазар, который также представил ей несколько мелких провинциальных чиновников. Двор продолжил своё продвижение в Толосу, куда Елизавета въехала ночью и была встречена жителями при свете факелов. Во вторник, 13 июня, королева отправилась на великую мессу в церковь Святого Стефана. А затем она покинула Толосу и отправилась в Эрнани, неподалеку от которого Елизавету встретил её брат Генрих, герцог Анжуйский, который написал Карлу IХ:
– Сир, я приехал туда одновременно с королевой и счастлив сказать, что она очень похожа на Вас.
Герцога сопровождал большой кортеж, состоявший из ста всадников в малиновом бархате, богато расшитом золотой нитью. Среди этих кавалеров Елизавета узнала многих дворян, чьи имена были её знакомы с детства. Генрих и его сопровождающие спешились и церемонно приветствовали католическую королеву, а затем герцог Анжуйский поцеловал руку своей сестры и, снова сев на коня, поехал рядом с её носилками, после чего последовало много нежных слов и приветствий. Елизавета и её брат вместе пообедали в Эрнани, а вечером продолжили свой путь в Сан-Себастьян, расположенный на расстоянии девяти миль. В Сан-Себастьяне королеву приветствовал герцог Альба, прибывший на почтовых из Лерина, где он навещал свою невестку. 13 июня в сопровождении своего двора Елизавета проследовала в Ирун, последний город на испанской границе.
На полпути она встретила курьера, сообщившего, что в приготовленных для неё апартаментах Елизавету ожидает какая-то дама. Решив, что это её мать, королева в сильном волнении поспешила туда. Однако нежданной гостьей оказалась её подруга детства Клариса Строцци, графиня Тенде, которую Екатерина отправила вперёд себя. После приветствий католическая королева пригласила подругу поужинать вдвоём. За то время, что они не виделись, Елизавета ещё прибавила в росте и теперь была выше всех своих дам. Она сохранила стройную фигуру и белую кожу, оттенённую чёрным платьем, хотя казалась старше своих лет. Прежде, чем сесть за стол, королева сняла свою шляпку. При этом её тёмные волосы слегка растрепалась, что только придало очарования её милому лицу. С любезным выражением королева принялась расспрашивать подругу о своих родных и знакомых. За приятной беседой ужин затянулся допоздна, пока не пришёл посланец от герцога Анжуйского узнать, не угодно ли было его сестре переправиться этой ночью через реку Бидассоа, чтобы переночевать в крепости Сен-Жан-де-Люс. На что Елизавета попросила от её имени извиниться перед братом и передать ему, что она сильно устала, и, к тому же, испортила свою причёску, поэтому намерена пересечь границу на следующий день рано утром.
Глава 17
На следующее утро, в четверг 14 июня, к рассвету в Сен-Жан-де-Люс всё уже было готово к приёму католической королевы. Арки, гирлянды и знамёна украшали улицы, через определённые промежутки времени были расставлены стражники, чтобы сдерживать энтузиазм людей, а городские власти облачались в свои торжественные одежды и заняли места, отведённые им в программе церемониала.
Елизавета не изменила своим привычкам и была готова покинуть Ирун только около полудня. Тем временем её чуть ли не с рассвета ожидали принцесса де Ла Рош-сюр-Йон и графиня д’Юрфе, в сопровождении нескольких дворян переправившиеся через реку, чтобы приветствовать её от имени брата-короля и матери. Их приняла главная камеристка королевы со своими дочерями, герцогинями Осуна и Нахара. На вопрос о здоровье католической королевы графиня Уренья ответила:
– Её Величество здорова, но, будучи сильно утомлённой, всё ещё отдыхает.
Пока Елизавета спала, испанцы по приказу герцога Альбы переправляли через реку свой багаж.