– Я не согласна с Вами, дочь моя.
Тогда Елизавету поддержал Альба:
– Её Католическое Величество так сильно настаивала на этом только потому, что король, наш повелитель, хотел бы выяснить у Вас и у короля, Вашего сына, намерены ли вы подавить ересь или нет, поскольку в любом случае Его Католическое Величество хотел бы знать, как ему себя вести.
Королева-мать высокомерно ответила, что дать ответ на это может только государственный совет.
– Мадам, а разве Вы не приказали, чтобы во всём королевстве соблюдались постановления Тридентского собора, и сами не выполняете их? – спросила Елизавета.
– Это был второй раз, – написал Альба своему господину, – когда Её Величество давила на свою мать по этому вопросу в моём присутствии. Причём она вела эти переговоры с таким благоразумием, осмотрительностью и мужеством, которые, хотя наше предыдущее мнение о способностях Её Величества было достаточно велико, совершенно поразили нас.
В ответ на вопрос своей дочери Екатерина саркастически заметила:
– А давно ли Его Католическое Величество сам подчинился постановлениям упомянутого собора?
– Мадам, Вы ошибаетесь – король, мой господин, полностью и искренне подчинил себя и своё королевство этим постановлениям.
– Дочь моя, Вы должны понимать, что это королевство отличается от Испании.
После этого горького замечания Екатерина удалилась, пообещав на прощание, что переговоры будут продолжены в присутствии членов королевского совета. В свой черёд, Франсиско де Алава сообщил Филиппу II:
– Мой господин, христианнейшая королева отказалась обсуждать или говорить о других вопросах, кроме упомянутых браков.
В другом послании испанский посол одобрительно отзывается о примере, поданном французскому двору, столь непристойному в нравах, поведением королевы Испании, которая, по его словам, каждое утро отправлялась пешком в сопровождении главной камеристки и дворецкого, чтобы послушать заутреню в кафедральном соборе, который находился недалеко от её жилища.
24 июня Елизавета была приглашена на праздник шампанского на красивом лугу неподалёку от Байонны, в котором приняла участие только королевская семья. Все расположились под старым дубом, ветви которого были сплетены в виде беседки. Из корня дерева вырывался фонтан вина, устройство которого обошлось Карлу в сумму четыреста ливров. На следующий день католическая королева стала свидетельницей грандиозного пасторального балета, поставленного Екатериной Медичи на островке недалеко от моста в Байонне. Маскарад был исполнен так превосходно, а способности французских дам и кавалеров, танцевавших в балете, были сочтены испанским двором настолько удивительными, что праздник продолжился до полуночи.
Во всё время своего пребывания в Байонне Елизавета изъявляла живейшее удовольствие от встречи с соотечественниками.
– Она выказывала себя одинаково весёлой, заботливой и фамильярной с дамами и девицами двора, будто была девочкой, вернувшейся в отчий дом и с любопытством расспрашивающей о всяческих новостях (о тех, кто отсутствовал или вышел замуж), – писал Брантом. – Словом, она была очень любознательна. Точно так же вела она себя с дворянами и придворными и, часто спрашивая о тех, кто был в её время при дворе, говорила так: «Тот-то или такая-то в моё время были при дворе; я их прекрасно помню; а вот тех-то там не было вовсе, и я желаю их непременно повидать и познакомиться». Наконец, она удовлетворила всех.
Среди обменов дарами, балов, турниров, театральных представлений и потешных баталий зрителям больше всего запомнилось зрелище, устроенное Екатериной 26 июня на реке Бидассоа. После пикника на берегу, участники которого были наряжены пастухами и пастушками, Карл взошёл на борт баржи, замаскированной под плавучую крепость. Когда остальные гости заняли места на своих богато разукрашенных баржах, откуда ни возьмись, выплыл гигантский искусно изготовленный «кит», который был атакован «рыбаками». Как только из ран (дыр) огромного исполина хлынули фонтаны красного вина, к нему устремилась громадная рукотворная черепаха, на которой стояли, трубя, шесть тритонов. Два морских бога, Нептун и Арион, всплыли на поверхность: их везли колесницы, запряжённые морскими коньками и дельфинами. В конце этого экстравагантного представления три русалки обворожительными голосами стали славить Францию и Испанию.
Однако испанцев отнюдь не впечатлила демонстрация всей этой роскоши, наоборот, они стали ещё более недоверчивыми в отношении Екатерины, чем в начале встречи. Они были разочарованы тем, что королева-мать ничего не пообещала им насчёт борьбы с еретиками, как они надеялись, и, тем, что, по-видимому, она намерена и впредь придерживаться «Эдикта терпимости», принятого в Амбуазе.
Празднества и переговоры продолжались. 27 июня снова был устроен турнир, в котором приняли участие все французские и испанские кавалеры. Поединок продолжался почти весь день и королева Испании вручала призы. По окончании этого праздника французский и испанский дворы настолько пресытились этими удовольствиями, что в течение следующего дня единственным развлечением были танцы после ужина, «в которых господин де Бриссак и господин де Сент-Реми унесли пальму первенства, к великому огорчению испанских кавалеров».
В воскресенье, 28 июня, все посетили обеденную мессу, а вечером была разыграна комедия, в которой изобразили солнечное затмение. Как только в городе смолкли звуки веселья, апартаменты королевы Испании стали ареной больших политических переговоров, как и обещала Екатерина Альбе. Присутствовали Карл IX, Екатерина Медичи, Елизавета, герцог Анжуйский, герцог Альба, дон Хуан Манрике, Франциско де Алава, герцог де Монпансье, коннетабль де Монморанси, маршал де Бурдильон и кардиналы де Бурбон, де Гиз и Лотарингии. На этой конференции Екатерина официально обратилась к Альбе, чтобы передать его королевскому повелителю расширенную записку о проекте запрета ереси в королевстве. Без сомнения, там обсуждались самые жестокие меры по уничтожению или насильственному отречению самых выдающихся протестантских деятелей во Франции.