Тем временем слухи о конференциях вышли за пределы дворца. Генриху Наваррскому был разрешён свободный доступ в покои королевы Екатерины, которая восхищалась его галантностью и остроумием. Однажды принц подслушал разговор между Екатериной и Альбой, который сказал:
– Мадам, нужно ловить крупную рыбу, не отвлекаясь на лягушек!
Скорее всего, герцог имел в виду вождей гугенотов. Таким образом, последние были уверены в том, что королева-мать сговорилась с католическим королём уничтожить их, хотя на самом деле та отделалась лишь туманными обещаниями.
В понедельник 29 июня двор приготовился к возвращению в Сен-Жан-де-Люс, чтобы потом проводить католическую королеву до Ируна. Перед отъездом Елизаветы из Байоны Екатерина подарила дочери несколько богатых нарядов, меха, драгоценности, муфты, веера и духи. Елизавета же приказала раздать великолепные подарки дворянам и дамам французского двора. Молодой король пролил много слёз, прощаясь со своей сестрой, в то время как Елизавета тоже горько плакала. В это время в комнату, где собралась вся королевская семья, вошёл старый коннетабль.
– Сир! – воскликнул он. – Ни в коем случае не следует Вашему Величеству плакать! Это дурное предзнаменование – видеть слёзы в глазах королей!
Через час Карл проводил сестру на баржу и нежно обнял на прощание. Елизавету сопровождали её мать, сестра Маргарита и герцог Анжуйский, а также графиня де Уренья и принцесса де Ла Рош-сюр-Йон. Во время прощанья обеих королев было также пролито немало слёз. Затем лучники Елизаветы сопроводили Екатерину назад до французской границы. Если для испанцев встреча в Байонне оказалась абсолютно бесполезной, то Екатерине Медичи и её семье она принесла, по меньшей мере, радость свидания с Елизаветой.
– Католическая королева, моя дочь, – писала Екатерина коннетаблю Монморанси, – простилась с нами 3 июля, а король, мой сын, отвез её в то место, где встретил на берегу реки. Во время нашей встречи мы говорили лишь о ласках, пиршествах и чествованиях нашей доброй, дорогой дочери, расточаемых ей нашим двором, и, в общих выражениях, о желании каждой из сторон продолжать добрую дружбу между их величествами и сохранить мир между их подданными, что, собственно, и было главным основанием и причиной вышеупомянутой встречи, способной утешить меня и вышеупомянутую королеву, мою дочь.
Стороны ограничились уверениями в дружбе (и сотрудничестве, как сказали бы сейчас), но дальше этого дело не пошло. Герцог Альба нашёл Екатерину (несмотря на все балы, идиллии, пасторали и балеты) «более чем холодной в отношении святой веры», несмотря на её «высокую энергию и совершенную осторожность и благоразумие».
Посол Сен-Сюльпис, устроивший эту королевскую встречу, вернулся в свите Елизаветы в Испанию – правда, ненадолго, поскольку из-за ухудшения здоровья его вскоре заменил барон Раймон де Фуркево.
Глава 18
Поездка Елизаветы в Байонну свидетельствовала о том, что Филипп II стал больше доверять жене. В последующие годы вплоть до её преждевременной смерти он обсуждал с ней важные политические вопросы, особенно, если они касались Франции.
– В Испании она считалась почти святой, – считал венецианский посол Джованни Соранцо, – завоевав любовь своего супруга и всего испанского народа. И, тем не менее, Филипп, несмотря на свою любовь и внимание к ней, не проявил достаточных усилий, чтобы сделать её счастливой. Целые дни проводила она в одиночестве, лишь ненадолго покидая свои покои, видела супруга только изредка, значительно реже, чем того себе желала. Но она скрывала свои чувства и всегда подчёркивала, что хочет только нравиться королю и желает только того, что он желает.
Ее называли «Изабеллой Мирной и доброй королевой» («Isabel de paz у de bondad»). Когда же она заболела, все подданные со слезами на глазах возносили к небу молитвы об её выздоровлении. И вскоре Елизавета искренне и глубоко привязалась к новому отечеству.
– Её испанский язык, – писал Брантом, – был самым притягательным из возможных, и выучила она его за какие-то три или четыре месяца своего пребывания там. Все удивлялись быстроте, с какой она переняла нравы и обычаи своего королевства.
Далее аббат продолжал:
– Её лицо было прекрасно, а чёрные волосы, оттенявшие её кожу, делали её такой обворожительной, что я слышал, как в Испании говорили, будто придворные не отваживались на неё посмотреть из страха быть охваченными к ней страстью и тем самым вызвать ревность короля и подвергнуть её жизнь опасности, и, как следствие, пускались в путешествия в дальние края на поиски судьбы, фортуны и приключений. Церковники делали то же самое, из страха искушения.
Покорившись часто весьма тягостным обычаям чужой стороны, она безропотно исполняла свой долг, привыкшая к блестящим празднествам двора Валуа, она сумела, не выказывая ни горечи, ни отчаяния, – и это в свои-то столь юные ранние годы, – безропотно подчиниться суровой дисциплине двора Филиппа II.
Покинув Ирун, Елизавета в сопровождении своего брата герцога Анжуйского отправилась в Сент-Себастьян, где провела ночь. Вечером она поднялась на борт прекрасной галеры, стоявшей в то время в порту, вместе с главными вельможами и дамами своего двора. Погода была хорошая, и королева наслаждалась своим морским путешествием. На следующее утро, в пятницу 5 июля, она отправилась в Лиернани, где пообедала, а затем продолжила свой путь, чтобы переночевать в Толосе. Затем продолжила своё путешествие в Вильяфранку. По дороге королеве пришлось проехать мимо знаменитых металлургических заводов недалеко от деревни ла-Эррерия-де-Жарки. Елизавете захотелось понаблюдать за процессом выплавки металла. Когда королевский кортеж въехал в Жарку, жители деревни, включая рабочих, собрались, чтобы встретить королеву. Её интерес к процессу был настолько велик, что она вышла из своей кареты, чтобы лучше видеть. Примеру королевы последовала вся её свита. Более часа она с удовольствием наблюдала за огненным зрелищем. Затем снова села в свою карету, и кортеж направился в Сегуру. Там Елизавета простилась со своим братом герцогом Анжуйским.
После этого королева продолжала неторопливо продвигаться вперёд со скоростью три лиги в день, обычно ночью из-за жары. Она очень хотела поскорее воссоединиться со своим мужем, который, в свой черёд, постоянно посылал курьеров с письмами, в которых просил её ускорить своё передвижение. Королева прибыла в Памплону 9 июля, в сумерках. На следующий день она проехала в процессии по городу и дала публичную аудиенцию властям. Вечером Елизавета была по-королевски принята епископом Памплоны. 11июля королева прибыла в Тафаллу, а оттуда направилась в Туделу. После того, как она пересекла Эбро, Елизавета больше не давала аудиенций и продолжала свой путь без передышки, пока не достигла Сепулведы, одного из своих собственных городов, где 17 июля встретилась, наконец, с мужем.
– Король и королева обращались друг к другу так ласково, как только можно себе представить, и соперничали, кто должен оказать другому наибольшую честь. Они остановились в одном доме в Сепульведе, даже в одной комнате, и, пообедав вместе, не выходили оттуда до пяти часов следующего дня. Затем преодолели пять лье и на следующий день достигли Сеговии, – сообщил Сен-Сюльпис Екатерине.