На четвёртый день визита Елизаветы был устроен грандиозный турнир. Призом, за который следовало бороться, был превосходный бриллиант, оценённый в шестьсот дукатов и предоставленный католической королевой. Судьями назначили герцога де Монпансье и принца де Ла Рош-сюр-Йона, представителей королевского рода Валуа. Участники были разделены на шесть отрядов во главе с предводителем. Первый отряд, возглавляемый королём и его братом герцогом Анжуйским, состоял из двенадцати благородных кавалеров, одетых одни в египетские, другие в мавританские, испанские и галльские одежды. Вторую группу возглавлял дофин Овернский, сын герцога де Монпансье. Эти шестеро кавалеров облачились в одеяния из серебряной ткани, дополненные полосами бледно-голубого бархата. Третий отряд возглавлял герцог де Гиз со своими кавалерами, одетыми в золотую ткань. Они были в шлемах и держали в левой руке медный сосуд, из которого вырывались языки пламени. За ними последовал герцог де Лонгвиль с кавалерами в одеяниях из такой же золотой ткани, к которой были прикреплены крылья из серебряной ткани, имитирующие бабочек. Они размахивали копьями, а их лица были скрыты масками из позолоченной кожи. Следующим на ристалище появился доблестный герцог де Немур со своим войском. Его кавалеры были в одеждах из серебряной ткани, расшитой жемчугом и изумрудами, и они ехали на белых, богато убранных лошадях. Королевы и принцесса Маргарита расположились в павильоне, куда перед открытием турнира герцог де Немур отправил карлика, одетого в плащ, в сопровождении трубача, чтобы передать вызов на поединок королеве Испании. Елизавета милостиво приняла картель и, сняв с руки перчатку, послала её герцогу в знак обещания смертельной схватки. Если Карл IХ четыре раза лишь слегка коснулся копьём кольца, то герцог Анжуйский один раз пронзил его насквозь. В конце концов победителем был объявлен де ла Честер, дворянин из отряда короля, который попал своим копьём в кольцо три раза. Поэтому судьи объявили, что драгоценный камень по праву принадлежит ему, и Елизавета приказала графине де Уренье передать бриллиант ему с соблюдением надлежащей церемонии. Получив приз, Честер низко поклонился королевам. Затем он подошёл к балкону, где сидела Елизавета, и, преклонив колени, подарил бриллиант прекрасной Магдалене Хирон, дочери графини Уреньи. Испанка приняла драгоценный камень с милостивой улыбкой и протянула свою руку галантному рыцарю для поцелуя. Во время турнира герцог Альба стоял с непокрытой головой за креслом Елизаветы и два раза отклонил предложение королевы сесть рядом.
Тем же вечером, 19 июня, после праздника, Екатерина провела первые переговоры со своей дочерью. Королева вошла в апартаменты Елизаветы, когда та отпустила своих фрейлин. После ничего не значащих слов католическая королева по просьбе Альбы, уже начавшего уставать от проволочек королевы-матери, начала так:
– Мадам, король, мой господин, очень просил меня выяснить у Вас, какие важные вещи Вы имели в виду, когда написали нам, что хотели бы поделиться ими, но которые Вы доверили бы только Его Величеству или мне. Король испытывает большое беспокойство по этому поводу.
– Теперь это было бы уже бесполезно, – резко ответила Екатерина. – Поскольку мне сообщили, что твой муж испытывает недоверие ко мне и моему сыну. Знаешь ли ты, что его подозрения ведут прямиком к войне?
– Что заставляет Вас предполагать, мадам, что король подозревает Ваше Величество?
Тогда королева-мать холодно произнесла:
– Какой же испанкой ты стала, дочь моя.
– Я испанка, я признаюсь в этом, это моя обязанность, но я ещё и твоя дочь, та же самая, которую ты когда-то послала в Испанию
Беседа продолжалась в том же тоне в течение некоторого времени. Наконец, Елизавета тихо сказала:
– Поскольку король, мой муж, не приказывал мне принимать активное участие в переговорах, я прошу обратиться Вас, мадам, к его послам.
21июня Екатерина нанесла своей дочери ещё один тайный визит, предварительно послав за Альбой. Когда тот вошёл, флорентийка приказала герцогу сесть, однако тот предварительно спросил разрешения у своей госпожи. Затем королева-мать выразила свою радость и благодарность за то, что ей было разрешено обнять свою дочь. И заверила Альбу в своём искреннем желании объединиться с католическим королём, чтобы обеспечить мир и господство римской веры в королевстве её сына. Альба дал ответ в общих чертах, заявив о доброй воле и привязанности, которые католический король питает к королевской семье Франции.
– Теперь я, с Вашего позволения, монсеньор, начну совещаться с Вами о вопросах, касающихся религии, – заявила проницательная Екатерина.
После чего попросила герцога посоветовать ей, какую политику, по его мнению, ей было бы наиболее целесообразно избрать.
– Мадам, – ответил хитрый дипломат, – мне нет нужды заверять Ваше Величество, что король, мой господин, хорошо осведомлён о плачевном состоянии, в котором сейчас находятся дела во Франции, и что средство должно быть найдено быстро. Тем не менее, мы считаем, что Ваше Величество, которая превосходит нас в мудрости, должна, несомненно, изобрести какой-то способ, чтобы я смог рассказать о нём моему царственному господину.
Екатерина, столь же осторожная, чтобы не скомпрометировать себя, сделала в ответ на это лишь несколько замечаний о своей власти над королевством, сказав:
– Всё, что я прикажу, будет соблюдено.
– Мадам, если это правда, что Вы обладаете такой властью, почему же тогда Вы не наказываете тех мятежных подданных, которые осмеливаются бросать вызов нашему Богу и Вашему Величеству? – спросила, в свой черёд, Елизавета.
– Лучший способ, дочь моя, устранить существующие повсюду разногласия, а также поставить дела религии на прочную основу – это заключить союзы между нашими королевскими домами Франции и Испании. По этой причине было бы мудро выдать Вашу сестру, мадам Маргариту, замуж за принца дона Карлоса, а мадам принцессу – за моего сына Анжуйского.
Помолчав несколько минут, Елизавета ответила:
– Я уверена, что Его Католическое Величество, выказав мне большую любовь, получил бы большое удовлетворение и от заключения союзов, предложенных Вашим Величеством. Однако в настоящее время у него нет желания женить сына