Дон Карлос со своим дворецким, принцем Эболи, и доном Хуаном Австрийским встретил короля и королеву в трёх лье от Сеговии. Приблизившись к носилкам мачехи, инфант с выражением большой радости попытался взять руку Елизаветы, чтобы поцеловать её. Вместо этого королева сердечно обняла его в присутствии мужа. Затем кортеж проследовал в Сеговию, где король и королева были приняты Хуаной Австрийской у больших ворот Алькасара.
Так завершилась знаменитая встреча в Байонне, оказавшая большое влияние на политику второй половины ХVI века. Её торжества и празднества были чудом эпохи, в то время как страхи, вызванные политическими конференциями, в значительной степени повлияли на разжигание новых гражданских войн, которые значительно сократили население Франции. Однако роскошь, с которой была принята их королева, польстила гордости испанцев. Даже суровый Альба, казалось, на мгновение поддался на уговоры и почести, которыми его осыпал французский двор.
– Нельзя отрицать, Ваше Величество, – писал герцог своему царственному повелителю, – что их христианские величества приветствовали и приняли королеву, нашу госпожу, с особой любовью, честью и великолепием.
Возвращение Елизаветы стало радостным событием для испанского двора. За четыре месяца её отсутствия проводились только религиозные процессии и аутодафе, а сам Филипп сделался ещё более угрюмым и неразговорчивым, ибо общество его прекрасной молодой супруги больше не отвлекало его от тревог, вызванных распространением ереси в Нидерландах или своенравным поведением дона Карлоса.
Новые акты неподчинения со стороны сына усугубили затруднения Филиппа. Инфант проявлял благосклонность к некоему шуту по имени Сиснерос, которого он поселил в своих апартаментах во дворце и обращался с ним с неприличной фамильярностью. Король, шокированный этим, приказал кардиналу Эспиносе, великому инквизитору и президенту королевского совета, изгнать Сиснероса и запретить ему дальнейшие сношения с доном Карлосом под страхом пожизненной каторги. Однажды вечером инфант позвал этого Сиснероса выступить перед ним, однако ему сообщили об изгнании шута. Вне себя от ярости, дон Карлос поспешил покинуть свои покои в поисках Эспиносы. К несчастью, он встретил его в одном из залов дворца, когда тот выходил из кабинета короля. Инфант бросился на кардинала, грубо схватил его за капюшон плаща и, взмахнув кинжалом перед его лицом, воскликнул:
– Ах! У тебя хватает наглости спорить со мной? Как ты смеешь мешать Сиснеросу служить мне? Клянусь жизнью моего отца, я убью тебя!
Эспиноса, поражённый внезапным нападением, будучи один и опасаясь за свою жизнь, принёс множество смиренных извинений и даже бросился на колени перед доном Карлосом. Инфант с минуту презрительно смотрел на него, а затем повернулся на каблуках и пошёл прочь. На другой день дон Карлос позаимствовал дорогую лошадь из конюшни Филиппа, поклявшись жизнью своего отца «вернуть животное». Затем инфант сел на коня и ехал несколько часов с такой бешеной скоростью, что лошадь умерла после того, как он покинул седло.
– Эти действия, – утверждает историк, – глубоко оскорбили короля, продемонстрировав, как мало его уважал собственный сын.
Также есть свидетельства, что дон Карлос любил жарить куропаток и другую дичь живьём. Один из его наставников, дон Гарсия де Толедо, осмелился упрекнуть его в этом, когда они вместе ехали верхом по лесу. Инфант внезапно выхватил меч и пригрозил пронзить его насквозь, если он произнесёт ещё хоть слово. Впоследствии его поведение по отношению к дону Гарсии стало настолько угрожающим, что последний оставил свой пост при дворе сына Филиппа.
Во время отсутствия королевы продолжались переговоры о браке инфанта с его кузиной Анной Австрийской, причём Филипп пообещал графу Адаму Дитрихштейну, императорскому послу, что, если он когда-нибудь сочтёт своего сына достойным вступить в брак, дочь императора будет первой удостоена сватовства инфанта. В свой черёд, Елизавета воспользовалась первой возможностью, чтобы донести до короля пожелания своей матери относительно брачных союзов, которые Екатерина хотела заключить с Испанией.
– Переговоры о браке инфанта со старшей дочерью императора зашли слишком далеко, – ответил Филипп, – чтобы их можно было отложить в пользу какого-либо другого союза. Что же касается предполагаемого брака между герцогом Анжуйским и доньей Хуаной, то мы ни в коем случае не можем принять такое предложение.
Король, однако, добавил, что он охотно отдал бы свою сестру за короля Карла IХ и использовал бы свои добрые услуги, чтобы способствовать заключению брака между Маргаритой Валуа и эрцгерцогом Рудольфом, старшим сыном императора. Елизавета добросовестно передала своей матери эти ответы в письме, которое она доверила Сен-Сюльпису, возвратившемуся во Францию в августе месяце.
Присутствие молодой мачехи больше сдерживало беспокойный дух инфанта, чем все проповеди министров короля Филиппа II. Сострадание Елизаветы к несчастному дону Карлосу было неподдельным, и она сделала всё, что было в её силах, чтобы утешить его и убедить его стать более осмотрительным. Возможно, именно в этот период инфант сочинил и представил свой стих королеве:
Поскольку говорить, мадам, это облегчение,
К Вашему огорчению, я нарушаю молчание,
Рассказывая Вам о моей скуке и мучениях.
Что ж, я не отличаюсь долгим терпением,
И хочу, чтоб Вы из дружбы
Прониклись ко мне сочувствием и
выслушали мои сожаления;