Герой империи. Сражение за инициативу,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Выход только один, – сказал фон Клюге, – мы должны повести войска в это наступление, на котором настаивает ефрейтор, но при этом стараться всемерно беречь жизни немецких солдат. Не лезть в лоб на неприступные позиции и не укладывать десятки тысяч немцев под пулеметным огнем в стиле прошлой войны. Меня заверили, что нам дадут прорвать большевистскую оборону на самом удобном для этого участке и продвинуться почти до самого Смоленска. Ефрейтор будет доволен. И вот тогда, когда наши войска в этом прорыве постигнет катастрофа, мы ради спасения своих солдат в безнадежной ситуации отдадим им приказ капитулировать. При этом желающие могут выбрать героическую гибель, ибо ловушка для наших армий приготовлена на совесть. Вы сами прекрасно понимаете, что мы не в силах хоть что-нибудь изменить. Мы можем положить всех своих солдат, но никогда не сумеем преодолеть оборону там, где противник решил любой ценой этого не допустить. Большевики два месяца перекапывали траншеями свой передний край и изрядно в этом преуспели. А если учесть, что на большей части линии фронта передовые позиции большевиков прикрыты ста метрами реки, которую еще требуется преодолеть под ураганным огнем, а во вражеских окопах сидит армия, в несколько раз превосходящая численностью всю группу армий «Центр» (позади которой, на тыловой линии обороны, стоит столь же мощный резервный фронт), то, с точки зрения классической военной теории, задача выглядит неразрешимой. В таких условиях положено переходить к глухой обороне, тоже перекапывать траншеями передний край и требовать у Верховного Командования резервов, резервов и еще раз резервов. А все мы знаем, что резервов нет и в ближайшее время не будет.

Как лицо неофициальное, Гарри Гопкинс не присутствовал на совещании с министрами, но слышал при этом все, от первого до последнего слова. Всего-то потребовался потайной микрофон, кнопка включения которого удобно располагалась у Рузвельта под рукой рядом с кнопкой вызова слуги. Уже неоднократно мистер президент обнаруживал, что ему нужно посоветоваться со своим другом без портфеля по тому или иному вопросу, а приводить его на совещание лично нежелательно. Тем более что квартировал Гопкинс на правах старого друга тут же, в Белом Доме, и переговорить с ним можно было в любой удобный момент, когда это угодно хозяину Овального кабинета…

– Из надписей на использованных упаковках, – сказала Малинче Евксина, – исследователи дейчей установили наличие у нас в Империи двух вещей: абсолютной монархии и частной собственности. Не скажу за всех дейчей, но для целевой аудитории, то есть для их офицерского корпуса и генералов, кайзер, война и оружие само по себе являются основными составляющими в жизни настоящего мужчины. Мы дадим им все это в достаточном количестве и сделаем их цепными псами Империи. На этой роли они будут счастливы как никогда. Ведь когда в вашем прошлом у дейчей не было собственного единого государства, то их военные поступали наемниками в армии соседних империй, чтобы удовлетворить свою жажду войны. Если мы обратимся к Синей Книге, то увидим, что там, в другой истории, командующие дейчей, также очутившись на грани неминуемого поражения, также пытались договариваться об инверсии с вашими союзниками американцами. Как это у вас говорится: они были им классово близкими, а вы нет. И не имеет значения, что у них ничего не получилось. Удаче заговора помешала слепая случайность. Как говорят наши темноэйджеловские сестры – улыбка Духа Вселенной не всегда бывает веселой. Но мы не допустим ничего подобного, ведь нам не требуется устранять вражеского предводителя. Как только это понадобится, мы сделаем это в тот же момент, и тогда предводителя дейчей не спасут ни десятки метров бетона над головой, ни тысячи тренированных охранников. Так что до этого хуманса очередь еще дойдет, а сейчас нам требуется подвергнуть инверсии нескольких командующих дейчей и подчиненные им войска. Чем больше, тем лучше. Чисто военную сторону вопроса вам объяснит товарищ Ватила Бе, а я скажу, что с точки зрения социоинженерии эта операция создаст в народных массах дейчей ощущение, что они сражаются против неодолимой силы. И что эта сила выглядит намного более привлекательной, чем их нынешняя власть, и тем более привлекательней, чем предшествующая их нынешнему Рейху Веймарская республика… С другой стороны, только та Империя, которая может превращать в друзей своих вчерашних врагов, способна набрать настоящую силу…

Кстати, как удалось выяснить Гудериану, комиссар на имперском крейсере все же имелся, но он не был крючконосым брюнетом, не носил буденовки и не вел политинформаций. Гудериан сначала вообще не понял, чем тут этот человек занимается, и только потом пришла догадка, что тот по поручению своего вождя изучает чрезвычайно сложно устроенное имперское общество. Впрочем, Гудериан не стремился встречаться с товарищем Щукиным, гораздо больше его интересовали непосредственные оппоненты, то есть командиры Красной Армии, которые, как он знал, проходили лечение на борту «Полярного Лиса». Впрочем, к огорчению Быстроходного Гейнца, к моменту, когда его перевели из военнопленных в воспитуемые, большинство красных командиров танкистов и пехотинцев, с которыми он хотел пообщаться, уже закончили лечение и разъехались по своим частям и соединениям, а летчики, заполнявшие сейчас лазарет крейсера, особого интереса не представляли.

И на этом все… Официальная часть закончилась, дальше были только сами переговоры, проходящие в небольшой ярко освещенной комнате за круглым столом. Никаких окон с пейзажами окружающего космоса и прочих отвлекающих факторов там не имелось. Только герб пришельцев над тем местом, где сидел командир, и больше никаких украшений. Гопкинс подозревал, что обычно это помещение использовалось для совещаний командира со старшими офицерами корабля. По крайней мере, и мистер Малинин, и Ватила Бе, и Малинче Евксина привычно заняли за столом свои места, а «комиссар», который явно присутствовал на корабле недавно, при этом несколько замешкался, чем выдал свою неопытность.

И в этот момент мне показалось, что все вокруг затихло, словно само время остановилось. И среди этой абсолютной тишины я услышал вкрадчивую пульсацию, которая отдавалась мне в руку… «Тук-тук, тук-тук», – стучало маленькое сердце моего ребенка, моего сына. Я, замерев, слушал эти звуки, и во мне нарастала радость, подобная бурному потоку.

– Никак не нравится, – хмыкнул тот. – С дамокловым мечом над головой я чувствую себя как-то неуютно. И принесло на нашу голову этих пришельцев, чего им только у себя дома спокойно не сиделось…

Но затруднение мое разрешилось самым неожиданным образом. Когда мы, уставшие и счастливые, просто лежали, обнявшись, на прохладных простынях, она вдруг совершенно буднично, – так, словно все было давно нами решено, – спросила:

Командующий 9-й армией – генерал-полковник Адольф Штраус;

Я смотрю на свое отражение в стенке шкафа – а его, оказывается, вполне можно использовать как зеркало. С трудом удерживаюсь от желания приблизиться к отражающей поверхности и подробней разглядеть свое помолодевшее лицо, но как-то стыдно перед дамой – не красна же я девица, в конце концов… Однако пани доктор переводит свой взгляд на экран о стоящего на ее столе прибора, так что я все-таки уделяю чуть больше внимания своему отражению… и оно мне определенно нравится. Приглаживаю рукой волосы. Улыбаюсь и украдкой подмигиваю сам себе.

– Приглашение мне лично? – ошарашенно переспросил выведенный из равновесия Гопкинс. – Откуда они, черт возьми, Фрэнки, знают, кто я такой?!

– Так что же нам делать, герр генерал-фельдмаршал, поднимать руки? – с некоторым раздражением спросил генерал Гот. – Я не думаю, что мы интересны пришельцам сами по себе, без войск. С другой стороны, это просто бесчестно. Одно дело – совершить переворот, чтобы спасти Германию от действий безумца, собравшегося ее уничтожить, и совсем другое – предать всех, в том числе подчиненных нам солдат и офицеров…

– Ну вот и все, товарищи, – сказал каперанг Малинин, усилием воли сгоняя с лица маску старого британского джентльмена, – нагнали мы страху на представителя мистера Рузвельта. Теперь остается только ждать, сработает это или нет.

Поэтому, осознавая бесперспективность продолжения войны, собравшиеся сегодня на совещание германские генералы уже примеривались, как бы половчее спрыгнуть с несущейся под откос гитлеровской колесницы и не свернув шеи сменить флаг, встав под знамена Империи. Известие о том, что там, на небесах, существует абсолютная монархия и незыблемость частной собственности, вселяло в этих господ уверенность, что договориться с имперцами будет значительно проще, чем с большевиками. При этом эти наивные чукотские мальчики даже не догадывались, что большевики и пришельцы – это уже фактически одно и то же, и что о всех перипетиях закулисных переговоров Сталин узнавал без задержек. Впрочем, все тайное когда-нибудь становится явным; да и имперцы, с легкостью осуществляющие стратегическую дезинформацию врага, никогда не будут обманывать партнера по переговорам. Ибо себе дороже. Да и сам Сталин тоже считает, что маленькая ложь рождает большое недоверие.

– А эти дожди? – скривился командующий 9-й армией генерал Штраус, – они начались как по заказу именно тогда, когда это на руку большевикам и их имперским покровителям.

По правде говоря, я испытываю некоторое волнение, предвкушая встречу с моей инопланетянкой. С тех пор как между нами произошла близость, мы больше не виделись. Сколько времени прошло? Чуть больше месяца… Хоть я и пытался прогнать из головы мысли о том эпизоде, все равно мне не удавалось полностью избавиться от воспоминаний о нашей жаркой встрече. Да и невозможно было это сделать – в этом мне в какой-то момент пришлось признаться самому себе. Прокручивая в памяти детали того «свидания», я неизменно заново переживал то, что чувствовал тогда… с того момента, когда мой разум оставил попытки сопротивляться влечению. И сейчас, по прошествии времени, мое восприятие произошедшего между нами изменилось. Может быть, я просто уговорил себя? Я много думал о ее словах о «детеныше»… Преодолев свое земное, человеческое отношение к чуду деторождения, я, как мне казалось, сумел наконец без внутреннего протеста принять тот факт, что Ватила использовала меня для своих целей. Мне было хорошо с ней. И теперь то эротическое приключение стало приобретать для меня особенное значение – ведь это нельзя было назвать пошлой интрижкой ради удовлетворения желаний. Ватила – удивительная, прекрасная, желанная… По сути, она оказала мне честь. Она выбрала меня среди множества других мужчин, оценив мои объективные достоинства. И подарила мне то, что я никогда бы не смог испытать с другой женщиной.

Пообщался Ипатий с Гудерианом, естественно, в пределах того допуска, который имелся у воспитуемого, но и это весьма ограниченное общение впечатлило германского танкового гения до самых печенок. Будучи по натуре суровым прагматиком и к тому же немного авантюристом, Быстроходный Гейнц был ошарашен не только масштабами Империи, представлявшимися ему невообразимо огромными, но и ее устройством, по сложности не уступающим хорошо настроенному швейцарскому хронометру. От такой империи было не стыдно потерпеть поражение, и такой Империи было бы почетно служить. По крайней мере, никто из его соплеменников-франконцев не выказывал неудовольствия своим положением. До тех пор пока назначения и награждения производятся строго в соответствии с заслугами, а наказания – с преступлениями и проступками, некоторое преимущественное положение новороссов даже являлось для истинных служак стимулирующим фактором, вызывающим повешенное усердие по службе. Обойти новоросса, сделать быстрее, лучше, эффективнее, чем он, и честно получить вполне заслуженную награду и повышение по службе становится для таких людей и смыслом жизни, и залогом успеха. Бессмысленно соревноваться с эйджел в интеллекте тактика или способностях пилота истребителя, с горхами и их гибридами – в силе в терпении и усидчивости – с сибхами; но с новороссами соревнование не только возможно, но и необходимо.

– До Смоленска, – глухо произнес генерал Гот, – мои ролики (танки) дойдут; один день боя – и все, баки сухие. Но из Ставки сообщают, что наступление состоится, несмотря все на мои протесты…

– Если бы мы имели дело с темными эйджел, – вздохнула Ватила Бе, – тогда ситуация срыва была бы немыслимой. Темные эйджел всегда выполняют свои обещания. Но в случае с хумансами, особенно с англами и дейчами, никогда и ни в чем нельзя быть уверенными, потому что они изменяют своему слову при первой же возможности, и только психосканер способен дать заключение об искренности партнера по переговорам.

Президент Соединенных Штатов Америки – Франклин Делано Рузвельт;