– Я далеко не Сивилла, – ответил Гопкинс, – поэтому не жди от меня судьбоносных пророчеств, но не думаю, что это продлится слишком долго. Рождество русские и их друзья будут встречать уже в Берлине или даже в Париже. После того, как падет вермахт, перед ними будет открыта вся Европа. Старик Уинни (Черчилль) не в силах будет воспрепятствовать им хозяйничать во Франции, Бельгии и Голландии, как он не в силах был хоть что-то возразить, когда эти места оккупировал германский Третий Рейх.
Вот уже почти две недели Гейнц Гудериан находился на положении, как это называлось на «Полярном Лисе», воспитуемого. Уже не враг, но еще не гражданин. Так уж получилось, что ему еще ни разу не довелось испытать на себе действие ошейника принуждения. Ординарец Ватилы Бе Алис была хорошей наставницей и сумела доходчиво объяснить своему подопечному, что здесь делать можно, а что нельзя. Как и все имперцы, в общении с германоязычными пленниками она использовала какой-то архаичный нижнегерманский диалект, на котором в Германии двадцатого века уже не говорят даже в самой глухой деревне.
Высадившись из шаттла, Ватила осмотрелась по сторонам. Темные эйджел обычно не способны проникаться красотой местности на поверхностях планет, но у главного тактика «Полярного Лиса» в душе была и человеческая составляющая. Не зря же она говорила Гудериану, что восприняла эту войну как личное дело. Приподнятое над местностью двухэтажное здание, покрытое красной черепицей, зеленая трава, пышные кроны деревьев, голубое небо с реденькими облаками… Однако основным элементом пейзажа была не природа, а люди. Суетящиеся возле посыльного бронеавтомобиля красноармейцы, командиры, спешащие к штабу и из него по своим делам, часовые у входа в здание и, самое главное, гражданские: какие-то бабы в платочках, семенящие по улице, и седой старичок в старомодной мягкой шляпе. Сельская интеллигенция… Ватила мимоходом подумала, что, быть может, если пропустить того старичка через сеансы стабилизации, то из него выйдет вполне полезный член общества, гражданин третьего, а то и второго класса…
С серого, как похоронный саван, неба лился летний русский дождь, и херры генералы, входя в холл, снимали кожаные плащи и фуражки, которые успевали намокнуть даже за то короткое время, пока они шли от машин к зданию. Ох уж этот дождь – он спутал планы и смешал мысли господ генералов… Тут, недалеко от Минска, он иногда лил сильнее, прямо как сейчас, а иногда лишь тихо накрапывал, но ближе к линии фронта разверзшиеся небесные хляби низвергали на землю буквально реки воды. Продолжалось это уже третий день, и если сначала прежде изнывающие от жары и сухой пыли немецкие солдаты благословляли упавшую с небес влагу, то теперь, нахохлившиеся под своими прорезиненными накидками, они проклинают проникающую повсюду сырость. Нет в жизни совершенства. Уже через два дня сплошных дождей грунтовые дороги стало развозить, а в болотах, изрядно пересохших этим сухим и жарким летом, добавился уровень воды. Громоздкие германские машины буксовали на раскисших проселках и только топорно сделанные, но надежные трофейные полуторки продолжали доставлять со станций разгрузки на передовую все необходимое для германской армии.
– И как ты думаешь, Гарри, – спросил Рузвельт, – сколько времени удастся продержаться плохому парню Гитлеру, прежде чем русские и пришельцы окончательно разломают его тысячелетний Рейх?
– Очень хорошо, – сказал Сталин, – что вы, товарищи, готовы даже к срыву вашего плана.
– Плохая, – чуть скривив губы, сказал Готхард Хайнрици, – полагаю, заключается в том, что через три дня нам наступать, а к этому наступлению еще ничего не готово? Снабжение поступает с перебоями, и к указанной дате мы не в состоянии подвезти в войска необходимый для начала наступления запас топлива и боеприпасов.
Но тем не менее, когда Ватила Бе в стилизованном под форму РККА мундире со знаками различия генерал-лейтенанта шла по помещениям штаба, наступала тишина. Разница между лейтенантом и генерал-лейтенантом очевидна всем, и просто так главный тактик космического крейсера, а также правая рука маршала Шапошникова и товарища Сталина, посещать штаб армии не будет. Пусть даже эта армия крайне героическая, со славной боевой историей, а ее командующий почти официально (тактик-лейтенант – это весомый авторитет) признан военным гением. Раз товарищ Ватила здесь, значит, скоро что-то будет. Тем более что армию только что тайно перебросили с одного фланга фронта на другой, на якобы недостроенную вторую линию обороны, усилили подвижными соединениями и приказали занимать оборону поперек строящегося рубежа фронтом на север. Причем тут, в штабе, все люди тактически грамотные и понимают, что нарезанная тринадцатой армии полоса ответственности всего в десять километров (по два с половиной километра на дивизию) подразумевает не оборонительную, а наступательную задачу.
– У нас все было, – ответила Малинче Евксина, – и казенные владения, функционирующие исключительно в государственных интересах, и земли, принадлежащие кланам светлых эйджел (с приходом Империи они были перерегистрированы как семейные корпорации), и индивидуальные земледельцы, часть из которых предпочла объединиться в соседские кооперативы, а часть – в семейные. Семейный кооператив – это тоже что-то вроде клана, только на вашем, хумансовском уровне. Представителям многих народов вести дела с кровными родственниками гораздо удобнее, чем со всякими встречными-поперечными.
– Итак, джентльмены, – мрачно произнес Рузвельт, начиная разговор со своими верными министрами, – вот уже два месяца как мы живем в другой реальности, где ничего уже не может остаться таким как прежде…
А потом мы стояли в ангаре и прощались. Я улетал вниз, чтобы принять участие в предстоящей битве, а моя пани Ватила оставалась тут, на своем посту, наверху. В эти последние мгновения перед расставанием я пообещал себе, что у нас будет самая замечательная свадьба, какую только можно придумать. И я выполню задуманное – чего бы это ни стоило.
Я не отрывал глаз от нее. Я видел, как вздымается ее грудь; блики серебряной луны перемещались по ее коже, создавая удивительную игру света и тени. Она будто бы мерцала. Я готов был целую вечность сидеть вот так и любоваться на нее…
Я так растерялся от неожиданности, что не нашел ничего лучше как пробормотать:
Поэтому, когда стало ясно, что германские генералы ищут контактов с серьезными намерениями, было решено раскрыть карты и обговорить настоящие условия Инверсии и Присоединения. Хотя для СССР такой способ в новинку, для Империи инверсия вчерашних врагов – обычнейшее дело. По этому пути прошло множество кланов темных и светлых эйджел, и только один вопрос принципиально осложнял переговоры. Сталину и Малинче Евксине было непонятно, кого именно представляет фельдмаршал фон Клюге: только себя, некую аморфную группу генералов, промышленников и финансистов, или какую-то юридически оформленную организацию, которую можно потрогать руками. Впрочем, если бы такая организация существовала, то первой бы ее потрогало гестапо, поэтому человеку фельдмаршала фон Клюге, посланному для налаживания контактов, пришлось признать, что сторонники у командующего группы армий «Центр» хоть и имеются, но они весьма неустойчивы морально и по оформлению скорее напоминают клуб любителей рыбалки. В соответствии с этим было сделано и предложение.
– Ну, как у вас, у хумансов… Я слышала, что что у вас очень красивые свадебные обычаи…
Фельдмаршал фон Клюге сделал паузу, чтобы промочить горла водой из графина, а присутствующие закивали: мол, это справедливо. Хоть врачи и учителя тоже очень важные люди, офицеры должны быть главнее.
– Товарищ Щукин, – вместо каперанга Малинина ответил Ипатий, – Соединенные Штаты Америки выросли из своей доктрины Монро так же, как взрослый мужчина вырастает из детских коротких штанишек. Продолжение курса на самоизоляцию американского государства в то время, когда Советский Союз и Германия на полях сражений решают, кто из них будет будущим мировым гегемоном, грозит мировой плутократии необратимым геополитическим поражением. Если Америка так и останется в своих границах, то победитель европейской войны, зализав раны и объединив в своих руках промышленную мощь и сырьевые ресурсы всей Евразии, соберется с силами и раздавит Соединенные Штаты Америки в тончайший блин. И так было бы даже без нашего пришествия, – вопрос этот объективный и не зависящий от состава игроков. Этот мир созрел для создания глобальной империи, и с этим ничего поделать нельзя. Этого не понимают дуболомы в американском Конгрессе, взявшие курс на сохранение Доктрины Монро, ибо им кажется, что они сумеют отсидеться за двумя океанами, но президент Рузвельт – очень умный мерзавец, и до недавних пор он был готов на все, лишь бы втравить свое государство в уже идущую мировую войну.
ebooksa