Воздушные змеи

Мы обменялись долгим взглядом, и он вышел.

Было тринадцать тридцать. Я не мог усидеть на месте и пришел к усадьбе на час раньше. Руины того, что было “турецким изделием на нормандский лад” Броницких, поросли травой и приобрели странно декоративный вид, как если бы их поместил здесь в искусственной заброшенности умелый художник.

Я знал, что из‐за нехватки бензина мы вернулись во времена экипажей, но все‐таки был поражен, увидев, как Жюли Эспиноза подъезжает в желтом фаэтоне, сидя позади кучера в голубой ливрее и шапокляке. Она величественно вышла из фаэтона, в огромном рыжем парике, выставив грудь, отставив зад, в платье, затянутом в талии, как на открытках начала века. Ее мужественные черты имели еще более решительное выражение, чем всегда, и, с пачкой “Голуаз” в руке, с окурком в углу рта, она представляла собой ошеломляющую смесь Ла Гулю кисти Тулуз-Лотрека, светской дамы и пожарного. Я мог только смотреть на нее в остолбенении, и она объяснила сердитым тоном, что всегда было у нее признаком нервозности:

– Я даю garden-party в стиле девятисотых. Кажется, эта падаль Грюбер начинает мне не доверять, а в таких случаях надо быть на виду. Не знаю, что происходит. Kriegsspiel[32], судя по распоряжениям, но все заправилы вермахта примчались сюда со всех концов. Вчера они все собрались в “Оленьей гостинице”. Я нахально заявилась туда и всех их пригласила. Там фон Клюге, и Роммель тоже. Фон Клюге был в молодости военным атташе в Будапеште и очень хорошо знал моего мужа…

– Но тогда…

– Что тогда? Или мы еще не были женаты, или это был не тот Эстергази, а его двоюродный брат, вот и все. Это как выйдет по разговору. Думаешь, он будет выяснять? Он мне прислал цветы. Garden-party – это в его честь. Ах, Будапешт двадцатых годов, доброе старое время, адмирал Хорти… В двадцать девятом году я была младшей хозяйкой в одном из лучших борделей в Буде, так что я знаю все имена.

Она раздавила окурок каблуком.

– Грюберу я чуть не попалась, но Франсис вовремя меня предупредил. Если бы только они нашли вашу Одетту с ее передатчиком… Вжик!

Она чиркнула себе пальцем по горлу.

– Куда вы их дели?

– Одетту я оставила у себя, это моя горничная, у нее прекрасные документы, но передатчик…

– Вы его хотя бы не выбросили?

– Он у Лавиня, заместителя мэра.

– У Лавиня? Вы совсем с ума сошли! Это известный коллаборационист!

– Вот именно, а теперь он сможет доказать, что был настоящим подпольщиком. – Она улыбнулась с жалостью. – Ты еще не знаешь людей, Людо. Впрочем, ты никогда не будешь их знать. Тем лучше. Такие тоже нужны. Если бы не было таких людей, как твой дядя Амбруаз со своими воздушными змеями и как ты…

– Все‐таки для парня со взглядом смертника, как вы мне часто повторяли… Сейчас сорок четвертый год, так что я не так уж плохо держусь.

У меня дрогнул голос. Я подумал о том, кто не умел отчаиваться.

– Он в Бухенвальде, я знаю, – тихо сказала мадам Жюли.

Я молчал.

– Не переживай. Он вернется.