Было второе июня, и на дорогах не наблюдалось никаких признаков поражения. В поселках, через которые мы проезжали, все выглядело мирно. Сначала вел я, потом госпожа Эспиноза сама села за руль. На ней было серое пальто, сиреневые шляпа и косынка.
– Где вы будете скрываться, мадам Жюли?
– Я совсем не буду скрываться, дружок. Находят именно тех, кто скрывается. У меня два раза был сифилис, так что нацистами меня не напугаешь.
– Но что же вы собираетесь делать?
Она слегка улыбнулась и не ответила. В нескольких километрах от Верво она остановила машину:
– Ну вот. Здесь мы прощаемся. Это не очень далеко от тебя, так что не заблудишься. – Она обняла меня. – Я дам тебе знать. Скоро понадобятся такие мальчики, как ты. – Она прикоснулась к моей щеке. – Ну, отправляйся.
– Неужели вы опять скажете, что у меня взгляд смертника?
– Скажем так: у тебя есть то, что надо. Когда умеешь, как ты, любить женщину, которой нет рядом, возможно, сумеешь любить и нечто другое… чего тоже не будет, когда нацисты за это возьмутся.
Я вышел из машины и взял свой чемодан. Мне было грустно.
– Скажите хотя бы, куда вы едете!
Машина тронулась. Я стоял посреди дороги, спрашивая себя, что с нею будет. И был немного разочарован тем, что она не доверилась мне напоследок. Видимо, то, что она читала в моих глазах, не было достаточной гарантией. Что ж, тем лучше. Может, я все‐таки не смертник. Может, у меня еще есть шанс.
Глава XXV
Меня подобрал на шоссе военный грузовик, и к трем часам дня я был в Клери. Из раскрытых окон неслись звуки радио. Неприятеля собирались остановить на Луаре. Думаю, что даже Жюли Эспиноза не смогла бы остановить неприятеля на Луаре.
Я застал дядю за работой. Едва я вошел, меня поразила смена декораций в мастерской: Амбруаз Флёри был по колено во французской истории в самых воинственных ее проявлениях. Вокруг него грудой лежали Карлы Мартеллы, Людовики, Готфриды Бульонские, Роланды – все, кто во Франции когда‐либо показывал зубы врагу, от Карла Великого до маршалов Империи, даже сам Наполеон, о котором дядя раньше говорил: “Надень на него шляпу с полями – и выйдет настоящий Аль Капоне”. С иголкой и ниткой в руке он как раз латал “Жанну д’Арк”, имевшую несчастный вид, так как голуби, которые должны были поднимать ее в небо, болтались где‐то сбоку, а меч сломался в результате неудачного приземления. Для старого пацифиста, не одобряющего военную службу по моральным соображениям, это был переход в другую веру, и я онемел от удивления. Я сомневался, что подобная перемена связана с какими‐то новыми заказами, ибо за всю свою историю страна никогда не интересовалась воздушными змеями меньше, чем теперь. Сам Амбруаз Флёри тоже изменился. Он сидел со своей искалеченной “Жанной д’Арк” на коленях, и его старая нормандская физиономия имела в высшей степени свирепый вид. Он не встал со скамьи и едва кивнул мне.
– Ну, что нового? – спросил он, и я остолбенел от этого вопроса, ведь Париж только что объявили “открытым городом”. Мне казалось, что напрашиваются совсем другие вопросы. Но то был еще июнь сорокового, и не настало еще то время, когда французы шли на пытки и на смерть ради того, что существовало только в их представлении.
– Я не смог получить никаких сведений. Я все испробовал. Но уверен, что она жива и вернется.
Амбруаз Флёри одобрительно кивнул:
– Молодец, Людо. Германия выиграла войну, здравый смысл, осторожность и разум воцарятся по всей стране. Чтобы продолжать верить и надеяться, надо быть безумцем. Отсюда я делаю вывод, что… – он поглядел на меня, – безумцем быть надо.
Возможно, я должен напомнить, что в эти часы капитуляции безумие еще не поразило французов. Был только один безумец, и тот в Лондоне.
Через несколько дней после возвращения я увидел первых немцев. У нас не было денег, и я решил вернуться к Марселену Дюпра, если он меня возьмет. Когда дядя зашел к нему, уже было ясно, что ничто не сможет остановить сокрушительное наступление сил вермахта; он нашел Дюпра с красными глазами около висевшей у входа карты Франции, где каждая провинция была обозначена самой знаменитой ее провизией. Дюпра указывал пальцем на ветчину в Арденнах и говорил: