Десять жизней Мариам

22
18
20
22
24
26
28
30

Я глубоко вздохнула и улыбнулась. Затхлый запах сырости и заброшенности исчез. Теперь в комнатушке пахло свежестью и чистотой. И из своей корзины, которая, похоже, была бездонной, Сара достала два одеяла. Даже если плотник придет не сегодня и не завтра, мне, по крайней мере, не придется класть голову на пол.

– Спасибо, мисс Элинор, мисс Кейса, Сара. Я благодарна вам, – и я приложила ладонь к сердцу. Кейса коснулась моей руки, ее прикосновение было нежным, несмотря на ободранные натертые пальцы, которые этим утром работали в поле.

– Я потом отведу тебя на ужин. Нам всем готовит Айрис, экономка мистера Роберта. И тебя зовет поесть с нами. – Кейса подмигнула другим женщинам. – Она родом из Саванны. Наверное, хочет поспрошать, не встречала ли ты там кого-нибудь из ее знакомых.

Глаза у меня защипало. Как же давно… я не болтала о пустяках с другими женщинами. И сейчас с удовольствием и грустью слушала их щебет, милое сплетничанье о незнакомых мне пока людях: мастере Роберте и мистрис Роберт, а также о мистрис Томас, которую звали Пейшенс, и ее печалях, жизнерадостное хихиканье и задорный хохот, деловитые и строгие указания Элинор, мягкую, но постоянную воркотню Кейсы и мелодичный смех Сары. Сразу вспомнилось, как я скучала по голосам сестер, даже когда они меня мучили, как не хватало мне замечаний матери, теток… Я поймала взгляд Элинор и быстро вытерла глаза рукой. Незачем позорить ни себя, ни ее.

– Ничего-ничего. Теперь мы с тобой, – сказала она, обнимая меня.

Чуть нахмурясь, Элинор оглядела преобразившуюся комнатку и еще раз взглянула на крышу.

– Но я очень надеюсь, что Джеймс не задержится и придет еще до дождя.

Не знаю, сколько времени после их ухода понадобилось мне, чтобы разложить все из корзины и кожаной сумки. Как ни смешно, но мастер Роберт оказался прав, ее содержимое здорово пригодилось. А в здешних темных сосновых лесах, вдоль болот и прудов росло много чего интересного и нужного для моего ремесла. Как и рассказывала Мари Катрин, у всех трав и корешков, знакомых мне по Рифу Цезаря и моим родным местам, здесь имелась родня.

«Вот, смотри, эти листочки – то же самое растение, только одето немного по-другому. Но от болей в кишечнике оно помогает что здесь, на Рифе, что в Каролине и Вирджинии. Боль, она ведь одна и та же, в какой бы местности и у кого бы ни возникла», – ее голос звучал в моей голове, подсказывая и направляя.

Вот так я и нашла сассафрас, шалфей и лимонную траву. Кора ивы успокаивает головную боль и снимает жар, мята помогает при болях в животе. Обнаружились и травы, облегчающие родовые муки и боли от ежемесячных кровотечений у женщины. В старой лекарской сумке лежало много пустых флаконов и банок, которые я вычистила, тщательно вымыла, а потом еще и кипятком обдала, чтобы удалить любую заразу. И сложила в верхнюю часть грубого деревянного стола. На некоторых пузырьках были письменные пометки. Но я их не понимала. Поэтому соскребла и нанесла собственные, чтобы отличать одно снадобье от другого. После чего обвела комнату напряженным взглядом, словно пытаясь из воздуха сотворить столь нужные полки. Но увы! У меня не было таланта к рукоделию, я могла зашить порез на ноге, но не прореху на платье. Могла обдирать кору, резать траву, ветки и кусты и все это варить, делая мази, настои и отвары, или нарезать ткань на бинты, но не умела готовить. И полку соорудить не сумела бы.

– Добрый день, тетушка. – Мужской голос был низким и каким-то бархатистым, интонация – уважительной.

Я обернулась. В дверном проеме высветился окруженный ореолом силуэт с молотком в одной руке и большим деревянным ящиком для инструментов в другой. Медленно он шагнул во мрак хижины и стал человеком. Который, похоже, увидев меня, удивился не меньше. Парень был высоким, худощавым, и от его лица дыхание у меня в груди замерло.

– Я… я, конечно, достаточно взрослая, чтобы быть тетушкой, – пробормотала я, думая о ребенке старшего брата, родившемся незадолго до того, как нас с Джери похитили. – Но все же еще не так стара, чтобы считаться тетушкой вам.

Он рассмеялся. Это был самый красивый звук, который я когда-либо слышала, от самого красивого мужчины, какой когда-либо попадался мне на глаза.

– Да уж, вы правы! Мои извинения, мэм, – сказал он, кивая. – Когда мастер Роберт сказал, что приехала повивальная бабка, я… ну, я решил… пожилая женщина. А вот и нет… – Он закусил губу, а затем снова улыбнулся. – Я Джеймс, плотник-каменщик-кузнец и вообще делаю все и у мастера Томаса, и здесь, в «Белых кленах» у мастера Роберта. Он-то и прислал меня починить эту хижину, которая раньше принадлежала Мейзи. Ну, которая это, была нянюшкой в семье Нэш, пока… В общем, скончалась Мейзи. Аккурат в день рождения мастера Томаса-старшего.

Он указал на стропила, на выходящее на восток единственное окно с выбитым стеклом.

– А здесь давненько никого не было.

Этот парень, Джеймс… Его голос… Его слова обвивали меня, как руки. Улыбка не сходила с лица. И глаза не отрывались от моих. У меня перехватило горло. Я открыла рот, но слова не шли. Сердце колотилось в груди как бешеное.

Наконец мне удалось выдавить:

– Я знахарка. Меня зовут Мариам.