В Кэндлфорд!

– Боже милостивый, как ты похорошела! – весело воскликнула Эмма, вставая и потягиваясь. – Скоро мне придется становиться на цыпочки, чтобы завязать тебе бант на волосах. Будешь картофельный пирог? Я обнаружила, что этим утром маленькая Бидди снесла свое первое яичко, еще не очень большое, поэтому решила испечь нам к чаю пирог из тех холодных картофелин, что лежали в кладовке. А немного сахара всегда можно наскрести. Не такой уж он дорогой.

Лора с большим удовольствием полакомилась пирогом, очень вкусным, прямо из печи; пирог был знаком особого расположения, ведь младшим кусочничать не позволялось.

Отец соорудил в «прачечной» качели для младших детей, и теперь до Лоры доносились их крики: «Выше! Еще выше!» За исключением младенца, спавшего в колыбели, они с мамой были одни в комнате, которую в этот пасмурный день освещало лишь пламя камина. На белой тряпице на краю стола по-прежнему лежали доска для раскатывания теста и мамина скалка, на плите томилось обеденное рагу, состоявшее в основном из овощей, но источавшее очень аппетитный аромат. Лора ощутила внезапный порыв сказать матери, как сильно любит ее; но в отрочестве подобные чувства невозможно выразить словами, и все, на что она оказалась способна, это похвалить картофельный пирог.

Но, вероятно, некоторые чувства все же отразились в Лорином взгляде, поскольку в тот же вечер мама стала рассказывать о своем отце, скончавшемся три-четыре года назад, а потом добавила:

– Ты единственная, с кем я могу поговорить о нем. С твоим отцом они никогда не ладили, а остальные дети были слишком маленькими, когда он умер, и не помнят деда. Многие вещи, случившиеся еще до их рождения, ты будешь помнить всегда, а мне всегда будет с кем побеседовать о прежних временах.

С этого дня между ними установились и выросли новые отношения. Мама не сделалась к Лоре добрее, чем раньше, потому что всегда была сама доброта, но стала больше доверять ей, и Лора снова стала счастливой.

Но, как это часто бывает, когда два человеческих существа достигают взаимопонимания, вскоре им приходится расставаться. Ранней весной из Кэндлфорда пришло письмо от Доркас Лэйн, которая сообщала, что ищет стажерку для работы на почте и считает, что Лора ей подойдет, если родители согласны отпустить девочку. По ее словам, она была не из тех, кто любит слоняться без дела, однако необходимость быть постоянно привязанной к дому в часы работы почтового отделения утомляла ее. «Я вовсе не рассчитываю, что Лора останется у меня навсегда, – добавляла Доркас. – Позднее ей захочется большего, и, когда это время придет, я переговорю с почтамтом; в общем, поживем – увидим».

Итак, однажды майским утром к калитке «крайнего дома» подъехала Полли, впряженная в рессорную тележку; на заднее сиденье водрузили Лорин чемоданчик, совсем новый, блестящий, черный, с ее инициалами, образованными латунными шляпками гвоздей, и Лора в новом платье – из серого кашемира, с белым кружевным воротничком и модными рукавами «бараний окорок» – взобралась на переднее сиденье рядом с отцом, который взял выходной, чтобы отвезти дочь.

– До свиданья, Лора! Прощай! Прощай! Не забывай писать мне!

– Мне тоже, мне тоже, и адресуй письмо на мое имя! – восклицали младшие сестры.

– Будь хорошей девочкой, делай, что велят, и все у тебя будет преотлично! – крикнула со своего порога доброжелательная соседка.

– И каждую грошовую марку сопровождай улыбкой! – посоветовал трактирщик, закрывая ворота за Полли.

Полли пустилась рысью, а Лора оглянулась, чтобы в последний раз увидеть за зеленеющими пшеничными полями кучку серых коттеджей, где, как ей было известно, думала о ней сейчас ее мама, и слезы навернулись девочке на глаза.

Отец удивленно воззрился на Лору, а затем ласково, хоть и неохотно, произнес:

– Что ж, полагаю, это твоя родина, какая бы ни была.

Да, Ларк-Райз, при всех его недостатках, был ее родиной. В этой деревне Лора провела самые восприимчивые годы, и, хотя ей уже никогда не доводилось жить там больше нескольких недель кряду, память о ней запечатлелась в душе на всю жизнь.

Кэндлфорд-Грин

I

Из одного мирка в другой

Лора устроилась рядом с отцом на высоком переднем сиденье рессорной тележки и махала соседям.