В Кэндлфорд!

Каждое утро ровно в одиннадцать часов мистер Репингтон выходил из парадной двери, которую перед ним церемонно распахивал Гримшоу, заглядывал на почту и в столярную мастерскую, останавливался на несколько минут, чтобы поговорить со священником или другими представителями своего класса, которые встречались по пути, гладил по голове детишек и угощал осла кусочком сахара. А затем, обогнув лужок, исчезал за порогом своего дома, и до следующего утра его уже никто не видал.

Одежда мистера Репингтона была образчиком превосходного стиля. Бледно-серые костюмы, которые он предпочитал летом, всегда выглядели так, словно только что доставлены от портного, а гамаши и серые замшевые перчатки были безукоризненно чистыми. На прогулки он брал трость с золотым набалдашником и носил в петлице цветок, обычно белую гвоздику или розу. Однажды, повстречав Лору на улице, мистер Репингтон снял панаму и так низко поклонился, что девочка почувствовала себя принцессой. Но пожилой джентльмен неизменно отличался утонченностью манер. Неудивительно, что ходил слух, будто раньше он занимал какую-то должность при дворе королевы Виктории. Может, так, а может, и нет, ибо в действительности о нем никто ничего не ведал, кроме того, что он, очевидно, богат и явно стар. Лора и мисс Лэйн знали, да и почтальон, вероятно, заметил, что ему поступало множество писем с гербами и коронами на клапанах конвертов, а еще Лоре было известно, что однажды мистер Репингтон отправил телеграмму, подписанную своим именем, одной действительно очень важной персоне. Но, вследствие замкнутости его прислуги, подобные вещи не давали пищи для деревенских пересудов.

Как и у всех людей благородного происхождения, которых Лора встречала, работая на почте, у мистера Репингтона был спокойный, непринужденный голос и приятные манеры. Однажды утром он застал Лору в конторе одну и, вероятно, намереваясь развлечь одинокую, как ему показалось, девочку, осведомился:

– Тебе нравятся цифры?

Лора не совсем поняла, какие цифры он имеет в виду, однако ответила:

– Наверное, да.

И мистер Репингтон крошечным золотым карандашиком вывел на листке, вырванном из его блокнота:

Эта циферка в родствеС буквой алфавита,Но без циферок другихОна не родовита.

Увидев ее озадаченный взгляд, пожилой джентльмен объяснил, что это ноль. А в другой раз вручил ей такую загадку:

Начало вечности, времен, вещей,Конец годов, веков, миров.

Вскоре выяснилось, что ответ – буква «В».

В более зрелые годы Лора задавалась вопросом, как, когда и где мистер Репингтон сочинял эти самые загадки, чтобы позабавить других девочек, не похожих на нее ни в чем, кроме возраста.

Лужок окружало несколько небольших коттеджей, и большинство из них были куда живописнее того, который арендовала миссис Мэйси. Лора была довольно коротко знакома с каждым из тамошних жильцов, потому что встречала их на почте. Она знала их не так близко, как обитателей своей родной деревни, где всю жизнь была в курсе соседских обстоятельств. В Кэндлфорд-Грине Лора занимала скорее позицию сторонней наблюдательницы, чему способствовал ее предыдущий опыт. Очевидно, здешние семьи вели примерно такое же существование, как в Ларк-Райзе, и обладали примерно теми же добродетелями, слабостями и недостатками. Говорили с тем же деревенским акцентом и использовали многие старинные местные выражения. Словарный запас их, возможно, был чуть больше, поскольку они успели усвоить многие новые выражения своей эпохи, но, как впоследствии считала Лора, использовали их не столь уверенно. Впрочем, одну новую старую поговорку Лора впервые услышала именно в Кэндлфорд-Грине. Это случилось, когда недавно овдовевшая женщина попыталась на похоронах мужа броситься в его могилу. И один свидетель этой сцены в присутствии Лоры сухо заметил:

– А, погодите. Ревущая корова всегда первая забывает про своего теленка.

Коттеджи рабочих в Кэндлфорд-Грине были лучше, чем в Ларк-Райзе, и многие их обитатели получали более высокое жалованье. Не все они батрачили, среди них были и искусные ремесленники, а некоторые нанимались к местным и кэндлфордским торговцам возницами фургонов. Но заработки были невелики, и жизнь у большинства из них, по-видимому, была тяжелая.

Любимым местом послеобеденных прогулок у женщин с колясками и без таковых являлся тротуар перед соблазнительными витринами «универсального магазина». Там можно было на дармовщинку полюбоваться модными новинками с прикрепленными к ним ярлычками: «Писк моды» и «Последнее поступление», покупка же катушки ниток или пачки булавок давала право на вход и продолжение осмотра. По воскресеньям в церкви две сестры, мисс Пратт, демонстрировали шедевры из своих товарных запасов на себе. Это были высокие, худые молодые женщины с кудрявыми, «как у Александры», челками соломенного цвета, высокими скулами и анемичными нарумяненными лицами.

При крещении им дали красивые старомодные имена Пруденс и Рут, но сестры – в деловых, как они объясняли, целях – поменяли их на более звучные и современные: Перл и Руби. Новые имена вошли в обиход скорее, чем можно было ожидать, поскольку мало кто из покупательниц желал обидеть мисс Пратт. Они ведь могли отомстить: сбыть обидчице негодную шляпку или поскупиться на рукава нового воскресного платья. Так что в лицо их величали «мисс Перл» и «мисс Руби», за глаза же чаще всего именовали «эта Руби Пратт, как она себя называет», или «Перл, а на самом деле Пруденс».

Мисс Руби управляла одежным отделом, а мисс Перл царила в шляпном. Обе сестры являлись признанными авторитетами по части того, что сейчас носят и как это следует носить. Если какая-нибудь кэндлфорд-гринская жительница планировала обзавестись новым летним нарядом, но сомневалась насчет стиля, она говорила: «Надо посоветоваться с мисс Пратт», и хотя некоторые из получившихся творений могли бы удивить нездешних законодательниц моды, клиентки «универсального магазина» считали их образцовыми. В Лорины времена покупательницами мисс Пратт было все женское население Кэндлфорд-Грина, за исключением богачек, имевших возможность приобретать наряды в других местах, и тех, кто был слишком беден, чтобы вообще покупать новые вещи.

Обе сестры были неплохие девушки, предприимчивые, трудолюбивые и умные, и если Лора считала их самодовольными, то, возможно, лишь потому, что ей передали, будто мисс Перл сказала покупательнице в торговом зале:

– Я удивлена, что мисс Лэйн не могла подобрать себе в помощницы кого-нибудь более благовоспитанного, чем эта маленькая деревенская простушка.

Говорили, что некогда их мать считалась богатой невестой, унаследовавшей не только «универсальный магазин» (тогда еще обычную текстильную лавку со штуками миткаля и красной фланели в витрине), но и коттеджи, и пастбища, сдававшиеся внаем, а потому, вероятно, считала себя вправе выйти замуж за кого пожелает. Это привело ее к браку с толковым молодым коммивояжером, который во время своих разъездов периодически наведывался в лавку, и вместе они внедрили там современные усовершенствования.

Когда были сооружены новые зеркальные витрины, открыты одежный и шляпный отделы, а лавка переименована в «универсальный магазин», энергия супруга иссякла, и он счел, что заслужил пожизненное право проводить большую часть времени в баре «Золотой лев», поучая других, не столь преуспевших коммерсантов.