Русскому послу в Вене А. П. Веселовскому было поручено разыскать беглеца. Посредством угроз, уговоров и обещаний полного прощения удалось добиться возвращения Алексея Петровича в Россию. В феврале 1718 г. он был привезён в Москву, где состоялась церемония его отречения от престола и примирения с отцом.
Однако уже на следующий день началось следствие по делу об антигосударственном заговоре с целью выявления тех, кто способствовал бегству царевича за границу. На следствии выяснилось, что за Алексеем стояли достаточно близкие к Петру люди, которые, как и царевич, хотели замедлить темпы истощавших страну преобразований — А. В. Кикин, Голицыны, Б. П. Шереметев и другие.
Следствие раскрыло враждебный план Алексея в отношении Петра, заключавшийся в том, чтобы ликвидировать большую часть преобразований отца и вернуться к допетровской старине.
Лишь некоторые из подозревавшихся в заговоре были казнены, остальные 24 июня (5 июля) 1718 г. подписали решение верховного суда в составе 127 человек, приговорившего царевича к смертной казни.
26 июня (7 июля) измученный пытками Алексей Петрович при невыясненных обстоятельствах погиб в Петропавловской крепости. Несмотря на обстоятельства, связанные с его смертью, царевич был похоронен в родовой усыпальнице Романовых в Петропавловском соборе».
В причинах и обстоятельствах дела царевича Алексея разбирался профессор Высшей школы экономики Александр Каменский. Он считает так:
«Заговора в современном понимании, безусловно, не было. Не существовало разработанного плана, который предполагалось бы осуществить в определённый момент. Были разговоры, и не только с духовником, а со многими людьми, в ходе которых собеседники выражали недовольство, ворчали по поводу происходившего в стране.
Дело было не только и не столько в борьбе нового и старого, а в том, что Пётр держал всех в постоянном напряжении. Простой человек мог в любой момент угодить в солдаты или „в работу навечно“, служилый — получить приказ оставить дом и семью, скакать во весь опор на другой конец России и заниматься чем-то, к чему не имел ни малейшей склонности. Плюс многолетняя изнурительная война. (…)
Психологическая несовместимость была, это сомнений не вызывает. Вид царевича и всё его поведение раздражали Петра.
О том, как воспринимал его Алексей, мы можем судить в гораздо меньшей степени. Дмитрий Мережковский утверждал, что сын изо всех сил пытался заставить себя полюбить отца и не мог, но это мнение писателя.
Он его всегда побаивался, и небезосновательно. Пётр был крутого нрава, вспыльчив и в гневе тяжёл на руку. А главное, Алексей не мог не сознавать, что злит его. (…)
В России начала XVIII века, да и в Европе отношение к детям было не таким, как сейчас. Дети рождались постоянно, умирали часто, у бедных росли, как трава, на улице, у богатых вручались на попечение слугам. Хотя назвать Петра хорошим отцом сложно даже по меркам того времени. Что касается поездки Алексея в Суздаль (навестить мать), для Петра имели значение не человеческие отношения, а политика. Сочувствие к матери воспринималось как осуждение поступка отца. Люди непременно узнают, станут говорить, сделают выводы. (…)
Мы знаем, что в реальности произошло после смерти Петра.
С одной стороны, определённая корректировка, сворачивание некоторых проектов, поскольку страна была экономически истощена. Даже Меншиков заговорил о том, что солдата без работника не бывает, как души без тела, и необходимо сокращать госрасходы.
Как показывает история, в том числе современная, после интенсивных реформ общество всегда нуждается в передышке.
С другой стороны, модернизация оказалась необратимой. Вернуться в прошлое было невозможно, да никто и не пытался.
Думаю, нечто подобное, возможно, со слегка иными акцентами, произошло бы и в том случае, если бы Алексей Петрович оказался у власти. (…)
Трудно представить Алексея запрещающим светские науки или разгоняющим регулярную армию и вновь собирающим дворянское ополчение. (…)
Для Петра политические соображения были важнее любви и дружбы, но постоянными нашёптываниями ему внушили, что он поступает в высших интересах, что иного выхода нет. (…)
Пётр не мог не задумываться о том, что будет после него.