И убираться заставила бы, под своим грозным надзором, то и дело выкрикивая неприятное.
Но бабке с черным ртом все равно. Бабка с черным ртом следит за неуверенными движениями псевдовнука, дожидается, пока тот, корячась, усядется за стол. Бабка с черным ртом поворачивается и словно из черного воздуха берет в руки тарелку. Швыряет ее под нос Игорю и шипит:
– Ешь-шшшшшшь.
А на тарелке ворочаются черви. Черные дождевые черви, чернее бабкиного рта. Слизкие, мокрые, свешиваются они с краев тарелки, словно пытаются сбежать, словно они и сами не хотят быть съеденными. С червей капает нечто вязкое, липкое, тягучее, вонючее.
Игорь опускает голову вниз и рыгает.
– Жри-и-и! – злобно повторяет бабка.
Игорь ощущает во рту что-то мерзкое, холодное и живое. Черви. Он вновь свешивает голову и блюет. Блюет и блюет в попытке исторгнуть из себя всю слизь, а черви во рту все появляются и появляются. Слизь медленно стекает изо рта на подбородок, не торопится, подбирает остатки рвоты. Слизь медленно пробирается по стенкам горла к желудку.
Игоря вновь рвет.
Бабка неистово хохочет.
И сквозь звуки собственной рвоты, сквозь громкий бабкин смех слышится Игорю тонкий Ольгин голосок, почти шепот:
– Я же говорила, ты следующий. Я же говорила. Я же говорила, он и за тобой придет. Я же говорила. Я же говорила. Я же говорила. Я же говорила. Я же говорила. Я же говорила. Я же говорила.
Игорь блюет.
Черви резко заканчиваются. Тарелка тоже исчезает. Раз – и нет ни того ни другого.
Во рту все еще стоит их земляной слизкий привкус. И даже немного хрустит песок на зубах.
Игоря рвет. Он надеется, что в последний раз, потому что больше нечем – все же ни одного червя он так и не проглотил. Вспоминает их шевеление во рту и опять блюет.
Бабкин черный рот опять оказывается близко к лицу Игоря:
– Наелся, внучек?
На всякий случай Игорь кивает: больше бабкиных деликатесов он пробовать не хочет.
– Ты никогда не любил мою стряпню, – бабка вздыхает, это видно по тому, как вздымается, а затем опускается ее грудь, но вздох этот больше похож на утробный рык. На угрожающий рык.
– И в морге меня кинул.